Константин Михайлович Станюкович - Избранные произведения в двух томах. Том 2

наследственный кулак.

Невзгодин должен был сознаться, что он ее идеализировал в последнее время… под влиянием увлечения ее красотой. Но разве он думал, что она может влюбиться в него?

Было двенадцать часов. Невзгодин зашел в цветочный магазин, купил чайных роз и велел сделать букет. Когда он был готов, он направился к Заречной.

Дорога шла через Арбат. На Арбате он встретился с Сбруевым.

Оба радостно пожали друг другу руки и, как водится, пеняли друг другу, что давно не видались.

Невзгодин осведомился, как дела.

– По-прежнему! – кисло улыбнулся Сбруев.

– А что Найденов, остается здесь? Поправился?

– Он подал в отставку, и его увезли за границу. Плох, говорят.

– А дети с ним?

– Нет. Они в Петербурге. Славные, говорят. И у такого отца! Они-то его и доконали… Безумно любит их, а они тогда были на панихиде. Ужасно.

Они поболтали еще несколько минут и разошлись.

В исходе первого часа Невзгодин был у Заречной.

Маргарита Васильевна встретила его веселая, оживленная и похорошевшая, в большой комнате, убранной умелой женской рукой, уютной, светлой, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора.

– От души поздравляю вас, Маргарита Васильевна! – приветствовал ее Невзгодин, подавая букет чудных роз.

– Вот это мило, что побаловали. Узнаю вас. Что за прелесть!

Она положила цветы в вазу и вазу поставила на стол.

– Сейчас будем завтракать, а пока скажу вам, что ваша «Тоска» прелесть и что сами вы бессовестно забыли меня.

– Я не забываю друзей.

– Так как же не заглянуть?.. Впрочем… я не упрекаю… Не заходили, значит, не хотелось… Вы ведь изучали новый тип… Правда?

– Правда! – ответил Невзгодин, краснея.

– И про вас легенды ходят…

– Которым вы, надеюсь, не поверили?

– Не поверила. Я знаю вас и знаю цену московским легендам.

– А вы давно на новом положении?

– Сегодня ровно неделя. Устраивалась.

– И отлично устроились.

– Я довольна. У меня две комнаты: эта – приемная, кабинет и столовая, а рядом моя спальная. Нанимаю от жильцов. Тихо, спокойно, хорошо. Заработок есть. А для души… дом для рабочих… Аносова ведь дает деньги!..

– А главное: вы чувствуете себя свободной… Не надо компромиссов! Не правда ли?

– Именно. И как это приятно! Я только теперь это почувствовала вполне… И как я вам благодарна, Василий Васильич… Вы поступили как истинный друг! – горячо проговорила Маргарита Васильевна.

– Мне? За что?

– А за то, что вы тогда на юбилее, – помните? – говорили о позоре моего компромисса, когда я обвиняла за него мужа и других… Мне было больно, очень больно – вы ведь посыпали мою рану солью, – и я на вас сердилась… Но ваши слова… заставили меня глубже заглянуть в свою совесть.

– Вы и без меня в нее заглядывали.

– Заглядывала, но успокоивала себя софизмами, прикрывая зверя в себе… А у вас есть особенная способность: взбудоражить человека, заставить его не особенно восхищаться собственной персоной…

– И за это доставалось-таки мне… Помните, как на холере одна барынька раззнакомилась со мной… Сперва говорила: умный, а потом в дураки произвела.

– А я вас именно за это особенно и ценю. А ведь вы все не верили, что я перейду на новое положение?

– Не верил… Да и вы сами колебались. Зато как обрадовался я вашей телеграмме!

Завтрак прошел весело и задушевно. Невзгодин отдал честь и пирогу, и рябчикам, и белому вину и расспрашивал Маргариту Васильевну об ее планах на будущее. Она весело сообщала, что переводная работа обеспечена у нее в одном журнале на полтораста рублей в месяц. Кроме того, она рассчитывает и на компиляции. Этого заработка ей вполне достаточно; от помощи мужа она, конечно, отказалась. Время у нее будет строго распределено…

– Боитесь гостей?

– Боюсь и буду принимать раз в неделю и с большим разбором! – подчеркнула молодая женщина. – А то я предвижу, что ко мне теперь будут являться господа, которые прежде почти не бывали.

– Это почему?

– А как же?.. Жена в разводе. Интересный сюжет. Начнутся попытки ухаживанья… Я ведь знаю милых московских кавалеров… Уж у меня были с визитами на новоселье… и, конечно, одни мужчины… Вчера два профессора являлись. Но я их скоро спровадила, и, верно, больше не появятся.

– А что?

– Уж очень были пошлы в своих любезностях и сочувствиях… И ведь все эти господа говорили, в сущности, одно и то же…

– Вы слишком требовательны, Маргарита Васильевна!

– Вы, кажется, тоже не из терпимых к глупости. Что --">