Константин Михайлович Станюкович - В мутной воде

Бениславская. Она на все способна… Было бы очень полезно старика удалить от нее…

– Но ведь вы знаете, Basile, я пробовала… Чем же это кончилось?

– Надо умней попробовать. Вы тогда, maman, слишком увлеклись… Старику ведь недолго жить, говорят, а?..

Борский помолчал и спросил:

– А Леля грустна… Она сегодня плакала?

– Плакала, но все эти глупости пройдут… С вами она забудет свою детскую любовь! – отвечала она, кокетливо взглядывая на Борского. – Леля ведь еще так молода!..

– Вы думаете… забудет? – задумчиво проговорил Борский.

– Еще бы… Она такая мягкая… Вы только будьте нежней… Ну, да этому учить вас не к чему!..

Отец между тем прощался с дочерью.

Елена бросилась ему на шею и нервно зарыдала. Старик тихо плакал, прижимая к груди свою любимую «девочку».

– Ведь ты будешь счастлива? Да? Ведь будешь? – точно старался уверить себя старый генерал. – К чему же слезы? Ты не плачь!.. – шептал он, прижимая к себе ее голову.

– Буду… буду… папочка… Я так… Тебя жалко, а обо мне ты не беспокойся… Привыкну… – говорила она, утирая слезы. – Я к тебе буду часто приезжать. И ты не забывай свою девочку… слышишь?.. Приезжай ко мне чаще. Да смотри, папа, – краснея, шепнула она ему, – не забудь передать письмо Венецкому… Ты не беспокойся… я только прощаюсь с ним… Он ничего не знает… Скоро приедет, верно… Ты прими его…

– Не забуду… Приму… моя крошка!.. – отвечал старик и стал поспешно крестить Елену. – Твой муж добрый человек, Леля… Он любит тебя… И ты люби его…

– Смотрите же, Василий Александрович, – проговорил он как-то торжественно, обращаясь к Борскому, – берегите Лелю… Она!.. она…

Он что-то хотел сказать, но не договорил и тихо побрел из гостиной…

Мать обняла Елену, назвала ее счастливицей, сказала, что все ей завидуют, перекрестила ее и торжественно заметила:

– Ну, милое дитя, счастье у тебя в руках… Будь же счастлива.

Прощание вышло несколько холодное.

Молодые остались одни.

Елена опустилась в кресло и рассеянно перебирала платок. Слезы текли по ее лицу. Борский подошел к ней, тихо взял ее за руку и промолвил:

– Елена! Вы устали. Вам нужно отдохнуть…

Елена покорно поднялась с кресла.

– Елена! – тихо прошептал Борский, поднося ее руку к своим губам. – Скажите, могу я рассчитывать, что вы меня со временем… полюбите?..

Она вздрогнула.

– Вы знаете… я… я… очень благодарна вам за все, что вы сделали для нас, и постараюсь быть хорошей женой…

Он тихо пожал ее маленькую руку и больше ни о чем не спрашивал, проводил ее из гостиной и сдал на руки горничной.

Уже был час ночи, а Борский не собирался спать. Он нервно ходил по роскошному кабинету, и мрачные мысли толпились в его голове. Он вспомнил прошлое, надежды юности, иных людей, иную обстановку. Он тогда был беден и никогда не рассчитывал быть богачом, а потом вдруг все изменилось… Он почувствовал какую-то страсть к наживе, точно игрок… Он был счастлив и скоро составил себе состояние. Удача шла за удачей, спекуляции удавались. Он был богат, а теперь?

Он усмехнулся. Все считали его миллионером, а между тем он был накануне полного разорения, и если бы ликвидировать дела, то остался бы громадный дефицит.

Но он снова надеялся… Один другого грандиознее планы зрели в его голове. Он мечтал о новых спекуляциях, рассчитывал будущие барыши… Если бы умер дядя и оставил Леле состояние, то каких бы чудес не наделал он с этими деньгами?.. У него в руках были бы миллионы.

Но он поправится… Война на носу, и умному человеку довольно дела. Еще кредит есть. Еще целый месяц впереди до срока огромных платежей, а в месяц чего не сделаешь? Быть может, дядя даст денег.

«Хоть пятьдесят тысяч и капля в море, но они все-таки помогут! – подумал Борский. – Пока это последний шанс».

И он снова мечтал о новых спекуляциях и сердито отгонял всякую мысль о разорении…

– Все меня считают богачом и должны считать! – проговорил он.

Он вспомнил об Елене, и что-то тяжелое шевельнулось в нем. Любит ли он ее?.. Да, он ее любит, но он откровенно сознался, что он не женился бы, если бы не ожидаемое наследство. Он дал себе слово беречь ее… любить, – и она будет счастлива.

Часы пробили два, Борский стал медленно раздеваться. Перед ним проносились картины его молодости, когда он был студентом и ходил пешком с Петербургской давать уроки и изучал философию…

– Как все это давно было! – проговорил Борский. Он окутался в атласный халат и вышел из кабинета.