Павел Игоревич Недельсон - Бывший нищий

лились по его лицу, и от крови из носа и губы, стекали с подбородка кровавые капельки. – Ничего нет.… Всё потерял, всё.… Всё сгорело, вся жизнь и смысл сгорели в том пламени.… Нет ничего… Нищий я!

Фигура вдруг шевельнулась, и сделала жест, который мужичок наш никак не ожидал: чёрный господин протянул вдруг ему руку, и сказал:

– Нет. – Тяжёлым голосом сказал он. – Нет. Ты не нищий, ты – бывший нищий. Пойдём со мной.

Мужичок наш опешил от такого действия, и в нерешительности протянул ему свою руку. Тот схватил его нежно, ласково даже, и помог подняться.

– А куда идти-то, господин? – промолвил он.

– Я покажу. – Басом ответил человек в чёрном плаще и шляпе с широкими полями.

Они двинулись в сторону сарайчика, где ему удалось целых три дня ночевать, с сеном, в тепле, что редко когда удавалось. Идя рядом с чёрной шляпой с широкими полями, он так и не смог разглядеть его лицо, но какое-то чувство, облегчения ли, радости ли, как будто груз уходит постепенно с души его бедной, изорванной, почти погибшей, что-то такое он почувствовал, и сразу понял: господину в чёрном можно доверять. Так и шли они вместе, удаляясь всё далее и далее, и господин тот, в чёрном плаще и шляпе с широкими полями, придерживал под локоть нашего нищего. Бывшего нищего…

***********************

– Как было, говорите вы? Повторите, для протоколу-с, пожалуйста.

– Ну да, так вот, я и говорю же: иду я, значит, по мостовой, а тут этот вот, нищий наш, пьяный, как всегда. Мы все его знаем, приличный был господин, да семья его того, сгорела. Вот и пьёт. Так вот, я и говорю, иду и вижу, как он споткнулся, и лицом оземь. Кровь из носа, губа разбита. Ну, я к нему и говорю: «Матвей Ильич, ну вы чего? Выпили лишнего, бывает. Давайте помогу», ну так я ему руку то подаю, а он кричит, мол, что надо вам, и бранится, бьёт себя в грудь. Так вот, даю ему руку, а он так смотрит, как будто и не на меня, а как то сквозь меня, и протягивает руку, нерешительно так, и вдруг захрипит, последний вздох делает, и улыбнулся как будто бы, и повалился мёртвым. Вот и всё.

– Так вы говорите, Матвей Ильич?

– Он самый, я вам говорю. Мы все ему помогаем иногда, знаем его горе, чем можем, тем поможем. Его все знают в городе, и горе его все помнят. Жаль, конечно, но оно того, ему и лучше видимо, легче, прости Господи…

ЭПИЛОГ

За большим столом, в большом доме, сидит семейство, ужинают, общаются. Матвей Ильич сидит во главе стола, смотрит на всех и улыбается.

Он чист, выбрит, и новая шинель его висит на вешалке, при входе. За столом ещё кто-то сидит, в другом конце, напротив Матвея Ильича. Ах, да, это господин в чёрном плаще и шляпе с широкими полями. Лица по-прежнему не видно, но он знает наверняка, куда он смотрит.

Закончив ужин, господин в чёрном встаёт, кланяется, и собирается уходить. Все смотрят на него, и машут ему руками на прощание. Уже выходя из дверей, он вдруг останавливается, поворачивается к ним лицом, и на миг приподнимает шляпу в прощальном жесте.

– Смерть, значит. – Говорит Матвей Ильич, улыбаясь и шутя грозя указательным пальцем в сторону господина в чёрном. – Эх, Зубоскальский, ну…

Нищий наш, наконец обрёл покой. Простите, бывший нищий.

КОНЕЦ

--">