Валентина Старикова - Ах, эта белая сирень…

сопротивление воли. Силы покинули Машу, и она опустилась на корточки, съёжилась в комок, закрывая, будто пряча от удара голову руками, не в силах больше сдерживать себя, чтобы не переполошить мирно спящих людей.

Застрявший комок в горле вырвался наружу хриплым, мучительным стоном.

— Не-ет! О-о-о, нет! Господи, не-ет! Ринат, радость души моей, не-ет! — шепчут её губы. — Друг мой, вот почему от тебя не было ни одной весточки! Господи, как мне плохо! Плохо мне! О-о, плохо! О, мой милый друг, почему я не впрыгнула в поезд, увозивший тебя?

Что было с Машей потом, она не помнит. Пришла в себя лежащей на земле возле топчана. Быть может, она пыталась сесть или лечь на него, когда почувствовала, что сознание покидает её. Сколько времени она пролежала без чувств, она не знала, но когда пришла в себя, ей стало лучше, вот только чувства тоски, опустошенности, обездоленности остались при ней.

Маша поднялась с земли и пошла к дому. В доме все домочадцы мирно спали. Она отыскала приготовленную для неё постель и тихо легла.

Дальнейшее пребывание в Самсоново стало для Маши тягостным. Ничто её здесь не радует. Мрачное известие, полученное от тёти, тому причиной. Мысли о Ринате ни на минуту не оставляют её. Она то решает немедленно ухать в Мукры, то внезапно отменяет своё решение. Взвесив все за и против, она говорит себе: «Ты должна съездить в Мукры и всё сама узнать». Но тут же задаёт себе многочисленные вопросы: «А не навредишь ли ты своим появлением матери Рината и его сестре Рае? По всей видимости, они считают тебя виновницей его гибели. Каково им будет видеть тебя? Даже в том случае, если он жив и здоров и теперь счастливо живёт со своей Маликой, что произойдёт? Не сломаешь ли ты ему жизнь вторично? Вряд ли он будет счастлив с тобой, вынашивающей чужого для него ребёнка. Не лучше ли оставить всё так, как есть?»

И Маша смирилась. «Милый друг, прости», — произносит она в пространство.

Маша решает пройтись по станции, повидаться с подругами, но нахлынувшие воспоминания о юности прежде всего влекут её к кустам сирени, хранителям её девичьих тайн и утешителям в часы душевных невзгод.

Она надеялась увидеть свою сирень вполне благополучно вступившей в зимний период — стоял конец ноября, — но то, что она увидела, камнем легло ей на душу. Сирень имеет удручающий вид. Красота и изумительный запах, которым она одаривает по весне людей, её же и губит. Ещё два года назад молодёжь ею больше любовалась, а если ломали, то небольшие цветущие веточки, а теперь дошло до того, что её обломали просто варварски. Стоит она, бедная, протягивая спешащим по своим делам людям изуродованные ветки, как культи рук — то ли просит прощения за что-то, то ли взывает к небу о возмездии.

У Маши сжалось сердце от сочувствия к несчастной сирени. У неё вдруг возникла некая параллель между судьбой сирени и её собственной — её так же обломала жизнь, как бедную сирень. Она почувствовала щемящую жалость к больной и несчастной сирени и к самой себе. Слёзы навернулись на глаза. Она шепчет едва слышно:

— Прости-прощай, незабвенная сирень! Я люблю тебя. Прощай, моя скоротечная юность. Прощайте, мои несбывшиеся мечты.

Прошли годы. Река жизни носила Машу по непростому руслу бытия. Теперь она уже старая женщина, но трепетное чувство к Ринату всё ещё живо в её сердце, а на протяжении всей жизни, время от времени, казалось бы, забытое, глубоко спрятанное в душе, оно часто неожиданно всплывает на поверхность, врывается в настоящее и повергает душу в смятение.

Своеобразным подарком от Кого-то Доброго и Великодушного в памяти Маши возникает душистая ветка сирени — вся в белом цвету, — и на Машу вдруг веет необыкновенно приятным запахом великолепных духов, и ей становится жаль, что сложившиеся обстоятельства не дали ей и Ринату возможности принадлежать друг другу.

«Считают, что от красивой большой любви родятся красивые, гениальные дети, — говорит она себе, и у неё начинает болеть сердце. — Не расстраивайся, Машка, — думает она, уже успокаиваясь, — ты гораздо счастливей многих других. Твоё сердце явило, быть может, истинную любовь. Огонь от неё ещё до сих пор в горячих углях на дне твоей души, хотя и припорошенный толстым слоем пепла. А многие другие могли лишь исторгнуть из себя ядовитую колючку или жало змеи…» — И у нее становится легче на душе.

Ах, эта белая сирень…

--">