Владимир Федорович Тендряков - Чрезвычайное

разглядывал меня, и глаза его весело искрились из глазниц.

- Хорош, - определил он наконец.

- И я так думаю, - согласился я.

- Значит, начнем?

- Начнем...

Открылась дверь, улыбка исчезла с лица Ващенкова, искристость в глазах потухла.

Вошел Лубков. Грудь, обтянутая новенькой, песочного цвета гимнастеркой, мягко поскрипывают хромовые сапожки, нисколько не изменившийся, он самоуверенно прошел, положил на стол Ващенкову какие-то бумаги и только после этого повернулся ко мне.

- Как ваше здоровье, т-варищ Махотин?

- Превосходно.

- Рад слышать.

- Вы вижу, тоже чувствуете себя неплохо?

- Не жалуемся ни на здоровье, ни на дела. Ни-ка-ких эксцессов, т-варищ Махотин!

Я сидел, он стоял надо мной и глядел сверху вниз, глядел снисходительно, всепрощающе, нисколько не сомневаясь в том, что его снисхождение и прощение для меня приятны.

- Теперь вы понимаете, - продолжал он, - что было бы, если б мы не приняли решительных мер. Своевременно их не приняли?

Грудь вперед, подбородок упирается в наглухо застегнутый воротник, завидного здоровья щекастое лицо... Я вспомнил его дочь и подумал: "Блаженны нищие духом, не ведают, чего они творят". Отвернулся и встретился с понимающим взглядом Ващенкова.

1961

--">