Кирилл Усанин - Григорьев пруд

горнопроходческих работ. Уговоры не помогли, Леонтия он резко оборвал:

— Хватит, не вечно быть в долгу. Сам хочу жить. Самостоятельно.

— Разве ты жил не самостоятельно? — удивился Леонтий.

— Значит, нет.

— Может, останешься? А то вроде нехорошо получается.

— Вот-вот, нехорошо, — неожиданно вскипел Федор. — Пока делал так, как тебе нравилось, был хорош...

— Что-то не пойму я тебя, Федор. Не ссорились, жили в ладу, в согласии... Нет, не пойму.

— Не надо понимать. Голова распухнет...

После этого разговора они встречались все реже, да и то накоротке. В гости к себе Федор не звал, а Леонтий не напрашивался, и холодок отчуждения, возникший неизвестно отчего, возрастал. И все же Леонтий надеялся: сойдет хандра с его друга — и вернется Федор. Чего уж скрывать — нужен бригаде Федор Пазников. После его ухода дела не заладились. Хоть ссылались на трудности, возникшие из-за того, что выступил песчаник, но ясно было: вернись Федор — и успех снова обеспечен.

Но шли дни, а Федор не думал возвращаться. Профессия взрывника пришлась ему по душе. Он сам признавался:

— Хорошая должность, самостоятельная. Сам себе хозяин...

Но ни разу не говорил он Леонтию, что все чаще останавливает знакомых ребят и спрашивает их о том, кто работает сейчас на его комбайне, и сам Федор не мог объяснить, зачем он это делает.

ВТОРАЯ ГЛАВА

Вот и сегодня, тихим мартовским утром, Федор окликнул Михаила Ерыкалина, с которым работал вместе, в одной бригаде Ушакова. Тот, не дожидаясь, когда подойдет к нему Федор, сам устремился навстречу, спросил:

— Новость слыхал?.. Нет?.. Наш-то бригадир, всеми уважаемый Леонтий Михайлович, номер выкинул... Сбежал...

— Как сбежал?

— А вот так просто, среди бела дня...

— Куда?

— Эх ты, дружок липовый! — грустно усмехнулся Михаил. — От законной бригады своей. На другом участке будет работать, с новыми людьми. А нас, значит, побоку. Вот как!

— Погоди, — растерянно проговорил Федор. — Ты толком объясни: что случилось?

— А чего объяснять! — сердито махнул рукой взбудораженный Михаил. — Хошь — сам спроси.

И, оставив в недоумении Федора, заспешил прямиком — через шпалы и кусты тальника, росшего вдоль железнодорожного полотна, — к дороге, что вела к быткомбинату.

«Неужто правда? — подумал Федор, глядя вслед торопливо удалявшемуся Михаилу. — Сам меня ругал, а тут на́ тебе — сбежал... Да нет, ерунда все это, разыгрывает меня Ерыкалин. — И, ухватившись за эту мысль, как за спасительную палочку, увереннее подумал: — Разыгрывает, шутов охотничек. Он соврет — недорого возьмет». Федор, уже было повернув обратно, к быткомбинату, решительно зашагал в сторону поселка. Легкий морозец, напоминающий о крепкой зиме, еще схватывал по ночам подтаивавшие за день дорожные лужи тонким слоем прозрачного льда. Когда наступал на него Федор, он хрустко ломался, брызгами сыпался из-под ног. Снег на дорогах и тропинках уже исчез, он держался лишь в поле, в самых низинах да глубоких оврагах. Ярко светило полное солнце, но тепла от него еще не было, и было приятно идти по свежему морозцу, похрустывать льдинками и прищуривать от солнца глаза, чуть покалывающие после ночной смены.

Хотелось Федору застать в постели теплую, податливую со сна Ирину, крепко прижать к груди, чтоб услышать мягкий, певучий голос: «Ну, медведь, раздавишь...»

Но Ирина уже поднялась. Одетую, он встретил ее на пороге квартиры. Даже задержать не удалось.

— Ой, Феденька, милый, спешу. — Чмокнула в щеку и уже за дверью крикнула: — Завтрак на столе!

В последние дни Ирина уходила из дома рано — ждала какую-то комиссию у себя в интернате, где она работала врачом. Федор знал об этом, и все же то, что не удалось ему сделать так, как подумалось дорогой, совсем расстроило его.

— Тоже мне, нашла работенку... — буркнул он.

Раздевшись, он прошел на кухню, но выпил только стакан молока, есть почему-то расхотелось. Да и спать тоже, хотя в голове была та непривычная тяжесть, какая наступала после бессонной ночи. Прилег на диван, глубоко вздохнул, но облегчения не наступало. Что-то тупое, твердое стискивало грудь.

«Дернул меня черт остановить болтуна Ерыкалина, — зло подумал он и постарался успокоить себя: — А впрочем, какое, мне до всего этого дело? Я там не работаю, хватит пресмыкаться, ходить тенью за Ушаковым. Пора жить самостоятельно. Работой взрывника доволен, зарплатой не обижают, — чего еще надо! Все идет хорошо — и баста. Закрывай глаза, --">