Зоя Егоровна Прокопьева - Белая мель

самообслуживания беру две банки сока манго — мама делает с этим соком прекрасный коктейль. Я прохожу кассу и, раскрыв портфель, ставлю его на упаковочный столик, втискиваю меж бумаг банки с соком и, повернувшись на крики, вдруг вижу: две продавщицы держат девочку — господи ты боже мой, я вижу Олесю?! Олеся — дочка моей приятельницы, редактора на радио. «Не может быть», — ахаю я и, сунув портфель дежурной у входа, кидаюсь к толпе.

На Олесю кричат, ее стыдят. Она украла сырок. Ее ведут к директору, грозятся вызвать милицию. Переждав за дверью крики в директорской, я вхожу в кабинет и сторонюсь — продавщицы спешно выходят.

— А-а, Лидия Никитовна, здравствуйте, здравствуйте! Давненько вы у нас не бывали... Прошу вас, садитесь...

Директор магазина, старый знакомый, любезно пододвинул мне стул.

— Как видите, Лидия Никитовна, вот — опять... Каждый день один, а то и два...

— И что же они говорят? — спросила я, глядя на Олесю, которая спокойно стояла перед директором. На ней были серые заграничные джинсы, желтая мохеровая кофточка, на тонком запястье мужские часы с широким ремешком. Лицо бледное, нежное, острое внизу, с большими зеленоватыми глазами. Волосы у Олеси, как и у всех сейчас девочек, под Марину Влади из кинофильма «Колдунья». Но Олеся девочка интересная не только внешне. Она училась музыке и английскому, много читала, занималась коньками и плаваньем. А дома у нее было все: и пианино, и скрипка, и магнитофон, и черная догиня Инга, и огромный аквариум в отдельной — своей — комнате, и всегда полный холодильник еды. Да, у Олеси было все, У нее было все, кроме отца. От него она получала переводы да редкие посылки, то с ананасами посередь зимы, то с апельсинами... Олеся только что сдала экзамены на круглые пятерки и перешла в восьмой класс...

Директор Иван Васильевич, маленький, полный, с добродушным круглым лицом, с пучками седых волос на висках, искренне развел руками:

— Это черт знает что... Что с ними будет дальше? Чего они хотят? Не понимаю. Н-не по-ни-маю... Одни говорят, что дома им не дают денег на личные расходы, другие говорят, что просто интересно взять — и все, третьи уверяют, что взяли нечаянно... А вот которым действительно нечего есть — отец ли пьет, мать ли, или просто бегут из дома куда глаза глядят, — такие голодают, но не крадут... Ну, вот с этой что прикажете делать? Она молчит. Чья она? Вы только посмотрите на нее — молчит как ни в чем не бывало. Но эта уже взрослая, эта уже обязана осознавать свои поступки. В этом возрасте люди обязаны отвечать за себя. Я устал с ними... Пусть их допрашивают в милиции...

— Иван Васильевич, позвольте мне забрать эту девочку и отвести прямо в милицию. Я думаю, что по дороге она мне все-таки кое-что расскажет. Я, знаете, опять готовлю подобную передачу, и хорошо бы несколько таких случаев снять скрытой камерой, а вам бы выступить... — спешно придумывала я, чтобы увести Олесю. — Как вы на это смотрите?

— Знаете, я как-то не любитель выступать... Давайте, Лидия Никитовна, кого-нибудь из продавцов...

— Полноте, полноте скромничать, Иван Васильевич, кому же как не вам и выступить... Я на днях зайду или позвоню. Это же великолепная идея — снять скрытой камерой!.. Я уж вас немного поэксплуатирую, хорошо?

— Ну, как же вам откажешь... Ну, никак... — засмеялся он.

— Спасибо, Иван Васильевич!

Я встала и крепко пожала руку директору лучшего магазина в нашем городе.

— Что ж, девочка, тебе придется идти со мной, — холодно оказала я Олесе.

Олеся, спокойно разглядывая покупателей, шла впереди, я за ней.

— ...А говорили — в милицию сдадут, — протянула тетка из очереди за колбасой. — И никакого стыда...

— Я бы свою на месте убила за такое, — сказала другая.

— А вот мой никогда себе такое не позволит, — уверенно заявила третья. — У моего все, все есть, и деньги даю...

— Это что же, мать ведет, что ли, ее?

— Вот тебе и интеллигенция...

Я молча взяла портфель, а Олеся, не оборачиваясь, замедлила шаг, поджидая меня.

— Меня посадят? — тихо спросила она, когда мы вышли из магазина.

— Не знаю, — ответила я.

— Со мной Инга. Она вон сидит... Если меня посадят, вы, пожалуйста, отведите ее домой, — голос Олеси пресекся при виде собаки.

Инга обрадовалась, стала рваться навстречу. Олеся присела к барьеру из труб и стала развязывать поводок. Собака, преданно поскуливая, норовила лизнуть хозяйку в лицо. Олеся выпрямилась, а Инга прижалась к ее ноге, чего-то ожидая, заглядывая ей в --">