Евгений Петрович Емельянов - Хорошие люди

меня?

Станислав Вахтомин сидел тут же, слушал отца, видел щелочки его глаз, в которых навсегда застыло мрачное выражение — такое выражение, словно отец хотел сказать: «А ну вас всех к черту!», — и ковырял ложкой в тарелке с куриной лапшой. Мать умерла, а люди едят лапшу и пьют водку — это было несправедливо.

Отец произносил жалостливые слова, но они никого не трогали. В первые минуты гости кивали головами, бросали сочувственные фразы: «Оно, конечно…», «Да, Клавдий Сергеевич, да…», «Бедная Александра Сергеевна…», но вскоре разговор побежал по другим рельсам, стал неуправляемым, и уже почти никто не слушал отца, хоть он и продолжал говорить, говорить, говорить. Клубы табачного дыма плыли по комнате, висли над головами поминавших, проникали Станиславу в горло и легкие, и ему хотелось только одного — чтобы народ поскорее разошелся…

Но уходили одни — приходили другие, и снова отец пил томатный сок и рассказывал собравшимся о том, какой замечательной женщиной была Александра Сергеевна — его жена, с которой он познакомился в далекой Средней Азии, где до сих пор, — матушка не даст соврать! — где до сих пор люди ездят на ишаках, а виноград растет прямо на улицах, подходи и срывай, и ешь его, сколько хочешь. И снова разговор уходил в сторону:

— А чего же ты, Клавдий, в деревню вернулся, ежели там бесплатный виноград на улицах произрастает? — спрашивал кто-нибудь.

— А того я вернулся, — отвечал отец, — что не по нас оказался климат таджикский, хоть я и прожил в Азии долгонько. Снега приличного — и того нет. Один пшик! Выпал такой вот пшик, а через час его уж и нет, поминай как звали… Оттого вернулся, в частности, что и отец мой помер здесь, помните ведь мужа моей матушки? — Клавдий Сергеевич кивал на Варвару Петровну.

До глубокой ночи поминали Александру Сергеевну Вахтомину, ребята не выдержали, прикорнули в комнате, в которой еще недавно лежала в полном сознании мать, надеясь со временем выздороветь и встать на ноги… И долго еще копошились в горнице соседские бабы и бабушка Варвара — убирали и мыли посуду, протирали полы…

Помянули мать и на девятый день, и на сороковой, и отец все меньше и меньше рассказывал о ней.

Долгое время после смерти матери отец совсем не интересовался учебой сыновей, но пришел час, когда Клавдий Сергеевич сказал:

— А ну-ка, сыночечки, давайте-ка в дневнички ваши взглянем! Станислав, с тебя и начнем, как со старшего. Ага, так… Так-так… Это что — троечка? За английский язык? Ну-у, брат, так нельзя, ведь ты взрослый человек, мой наследник, и — троечка. Очень даже нехорошо. Давай немедленно исправь. И давай не будем портить отношения, ты меня знаешь…

Юрка слушал все это и смотрел на стол, не смея поднять на отца глаза. Юркин дневник пестрел двойками по арифметике, и поэтому младший брат ждал разгона.

— Юрочка, что это у тебя? — захрипел отец, увидев его дневник. — Никак парочки? Да еще по арифметике? Ну-у, брат, ты меня еще больше обрадовал. А я ведь от тебя другого ожидал, ведь ты у нас в семье самый младший, а значит, и… Что это? Пятерка по русскому? Вот видишь, можешь учиться, если захочешь. Не дурак, верно, Станислав? Ведь ты не дурак, Юрий. Ты можешь иметь пятерки по всем предметам. По всем! Надо только захотеть… — Отец не договаривал, глотал окончания фраз, но было все понятно из того, что он хотел сказать. Он буравил глазами сыновей, и они боялись его взгляда. — Не отворачивайтесь! Смотрите мне в глаза! — восклицал Клавдий Сергеевич.

После холодной зимы пришла скорая весна. Она в одну ночь обновила деревню. Еще вчера мороз хозяйничал, как хотел, трещали в саду деревья, и толстый слой инея покрывал их ветви; иногда иней срывался от дуновения легкого ветра и падал хлопьями в снег. Снег звонко скрипел под ногами, стояла сухая и ясная погода. Еще вчера небо было далеким и синим. Его синева напоминала о приближении весны — и вот весна пришла. Утром Станислав проснулся с ощущением необычной радости и долго не мог понять, откуда она взялась. Он встал, оделся, выскочил на улицу и теплый влажный ветер коснулся его лица, и пьянящие запахи мокрых деревьев закружили голову, и волнующие звуки первой весенней капели показались прекрасной музыкой. Так вот она откуда взялась, радость! Станислав задрал голову, подставив лицо редким, но крупным каплям дождя, который неслышно падал в рыхлый, осевший и потерявший свою недавнюю белизну снег.

Снег сошел буквально за неделю, --">