Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - В поезде с юга

укутав полотенцами шеи. В окнах мелькали хаты колхозов, желтая стерня, журавли колодцев, золотые скирды пшеницы и суровые черные молотилки посреди скирдов.

Вопрос женщины с чистыми карими глазами и с ласковой округлостью не успевших в Запорожьи за короткий отпуск загореть щек заставил Мареуточкина шевельнуть малозаметными бровями, погладить выпяченную грудь и сказать многозначительно:

— Очень неудобно говорить мне тут с вами, а надо бы поговорить покрупнее… Непременно надо.

И он замолчал, покусывая губы, а она, внимательно или нет, продолжала читать книгу, разрезывая листы ее шпилькой.

Вдруг он спросил ее, подвинув к ней голову:

— Вы где же все-таки служите в Москве, если это, конечно, не ваш секрет?

— Вот тебе на! Какой же секрет? — улыбнулась она. — В детском очаге служу. Заведующей.

— Ка-ак? С детьми, стало быть, имеете все время дело? — очень изумился Мареуточкин.

— Что же тут страшного, если с детьми?

— С детьми все время, и… и лицо у вас не дергается, и вообще… удивляюсь! Предстоит у нас с вами большой разговор в таком случае. Предстоит.

Мареуточкин сделал знак рукой вниз, поморщился, но при новом взгляде на женщину плотное лицо его стало вдохновенным, как это бывает иногда с человеческими лицами, когда они до последней складки на переносьи переполняются вдруг вспыхнувшей мыслью, идущей из самого их естества, а не откуда-то извне.

В это время рассыльный из буфета, насмешливый малый в белом халате, проходил по вагону и выкрикивал без увлечения:

— Граждане, кому что желается? Есть яблоки, есть пряники, есть бутерброды. Простокваша есть по рублю двадцать бутылка, нарзан есть две бутылки. Еще есть вареные раки, восемь штук.

— Раки? Что? Раки? — так и подскочил на месте Мареуточкин. — Восемь штук? Большие? Черт! Так давно не ел раков, что аж…

И он легко, как обычно, соскочил вниз, потом, торжественно держа за клешни восьмерку красных раков, как букет георгин, подкачнул головой соседке:

— Вот они… Наши…

А взобравшись к себе, заговорил радостно:

— Раки, а? Сюрприз! Давайте-ка будем есть с вами раков. Вы завтракали? Нет? Как же так? Ну вот и отлично, будем кушать раков! Ужасно неудобно, что на верхних местах нет столиков. Тут, возле окна, могли бы устроить такой откидной кверху столик, и было бы ши-кар-но. А? Вы не находите?

Женщина, ведавшая там, в Москве, детским очагом, смотрела на него так же привычно спокойно, как смотрела она, должно быть, на всякие выходки ребятишек. Раков же она есть не хотела: раки были ей всегда и вообще противны.

Он сначала удивился этому, но потом, деятельно вылущивая рачьи шейки и самоотверженно высасывая что-то там такое из внутренностей, он припомнил найденно:

— Правда… Бывает это иногда у женщин. Одна моя знакомая говорила даже так, будто раки утопленниками питаются. Явная все-таки чушь! Много ли бывает утопленников, а сколько же раков? Наконец, начнем с того, что утопленников ведь всегда вытаскивают из воды… разумеется, я о мирном времени говорю. Нет, это чепуха! А в море если… Я, признаться вам, около моря вот прожил целый месяц, а раков что-то там не видал. Едва ли они в море и водятся.

Полулежа на своем месте, он съел всех раков с нескрываемым удовольствием. Обломки рачьих панцирей завернул аккуратно в газету и оставил пока около себя, так как окно было закрыто, а соседке сказал:

— Ну, вот: хоть и не очень сыт, все-таки закусил. Нет, вы об раках плохо не говорите. Вот молоко тут рядом с нами старичок один пьет, с утра уже четвертую бутылку, это, конечно, рекорд! И что уж с ним будет дальше — неизвестно, потому что молоко у баб на станциях всякое бывает, — это раз, а потом, скажите, куда же, к черту, так много? Вот я проходил умываться, над ним все смеются, а он дует себе из горлышка — и ни мур-мур! Вот этого уж я не понимаю, а раки что же? Конечно, мясом не назовешь и рыбой тоже, а все-таки своя питательность в них должна же быть. Если съесть полсотню, например, больших, а? Я думаю, все-таки сытым можно быть, а? Как вы находите?

Она пригляделась к нему, по-прежнему улыбаясь, и ответила, растягивая слова:

— Да-а… Вот же ведь есть эти консервы… в круглых таких красных коробках… как их называют? Омары? Да, омары. Те же ведь раки.

— Ну вот, а как же? — торжествовал он. — Омары! Это вы хорошо вспомнили. Мне их случалось есть. Но-о… одной коробки для человека, конечно, мало. И они скоро киснут. Они с Дальнего Востока, знаю. А наши --">