Чингиз Торекулович Айтматов - Соперники

Канымгуль шатается от усталости и боли в руках. У других тоже, наверно, руки не слушаются. Почему-то она ощущает во рту солоноватый вкус крови. Ногу придавил сорвавшийся камень. Канымгуль присела, вода по горло. Больно, ох как больно. Закричать, — может, полегчает… Нет, нельзя, надо подняться, надо помочь Каратаю. Что-то треснуло. Сломался кол, который только что вбил Каратай. Зачем он так гадко ругается? Зачем он рвет на себе рубаху?!. В глазах красные круги…

— Не выйдет! Ничего не выйдет!..

— Что не выйдет?

— Старый арык, что старая рубаха: здесь залатаешь, там прорвется…

— Замолчи!

— Может, умереть прикажешь?

— Умри!

Снова борьба! Вода — немой враг. Она выискивает невидимые щели и разворачивает брешь, ее не остановишь, она уходит… Помощники Каратая злы на него, они его ненавидят…

— Что за арыки! Будто лесом заросли. Тут не то что вода, и человек не продерется!

— А куда смотрели мираб и председатель? Не могли прочистить…

— Это всё проделки Каратая. Пропадет вода, ни нам, ни им… Ворованная похлебка в желудке прокисает…

Канымгуль была как в бреду, в голове стоял гул, но эти слова она расслышала ясно. Что это значит? Что мог сделать Каратай?

Кто-то зло выкрикнул:

— Довольно, закрывай воду!

Кто-то побежал в сторону шлюза. Каратай выскочил и преградил путь бежавшему.

— Стой!.. Не смей закрывать!.. Я отвечаю!..

— Чем ты ответишь? Чужой водой, что ли? Разрушенными арыками?

Каратай молчал. С кетменем в руках он грозно надвигался на посмевших ему возразить поливщиков. Тут только до Канымгуль дошел смысл услышанных прежде слов, тут только она поняла, что наделал ее муж.

— Кто разрешил бросить работу? — задыхаясь от злобы, проговорил Каратай, вплотную подойдя к столпившимся поливщикам.

— Закрой воду! Отвечать за твое воровство мы не намерены!

— Не закрою! — заорал Каратай и, обезумев, замахнулся кетменем.

Но кто-то успел подставить свой кетмень. Звякнуло железо, в темноте брызнули искры.

— Ты что?!

Поливщики навалились на Каратая и вырвали у него из рук кетмень. Каратай отбивался кулаками, на нем трещала мокрая рубаха, он падал от ударов и снова поднимался, разъяренный и страшный.

— Вали его, вяжи!

Все это произошло так неожиданно, что оцепеневшая Канымгуль только сейчас пришла в себя.

— Не трогайте его! Не бейте! — кинулась она к дерущимся, расталкивая их, и повисла на шее у Каратая, мотаясь из стороны в сторону. — Уходите, уходите отсюда! Вы не виноваты, вас никто не обвинит, сам будет отвечать! — выкрикивала она. — Уходите, оставьте его! Не бейте!

— Не мы начали, он сам полез!

— Ладно, мы уйдем, но этого так не оставим, разберемся где надо!

Угрожая и ругаясь, поливщики пошли через поле на дорогу.

— Вернитесь! Вернитесь назад, кому говорю! — рванулся Каратай, разжимая руки Канымгуль и отпихивая ее от себя.

Но люди уходили, не отзываясь.

Молча, со всей силой сжимала Канымгуль Каратая в своих объятиях. Он тоже молча, с остервенением сбрасывал с себя ее руки, толкал в грудь, но она снова и снова припадала к нему, цепляясь за его одежду.

Когда не стало слышно голосов поливщиков, обессиленный Каратай смирился.

И стало тихо вокруг, будто после грозы. Остывала горячая, душная ночь. Остывала сухая земля. Со стороны арыка тянуло терпким запахом молочая. Сонно, лениво квакали на канале лягушки-полуночницы. По темным зарослям колючек бродила беглая верблюдица с верблюжонком. Протяжно и нежно звала она его за собой и похрустывала, пережевывая колючие стебли.

Все было как всегда, будто ничего в жизни не изменилось. И только рядом, в нескольких шагах от Каратая, клокотала в черной промоине вода, шумным, непокорным потоком уходила она вниз по ложбине. А он стоял, понуро опустив плечи, и все еще тяжело дышал. Канымгуль слышала, как колотилось его сердце. Вот снесло в арыке остатки запруды, и вода зашумела еще громче и злее.

— Разве я для себя? — ни к кому не обращаясь, произнес Каратай упавшим голосом. — Я для колхоза. Воды нет. Земля горит…

Чувство безмерной жалости к мужу захлестнуло Канымгуль.

— Что ж ты наделал? — негромко сказала она.

Каратай вздрогнул, оторвал от себя руки жены и с силой отстранил ее.

— Уходи! — угрожающе проговорил он. — Уходи отсюда! Кому говорю!

Канымгуль молча повернулась и пошла, срывая на ходу метелки курая. Она теребила их нервными пальцами, выбрасывала и снова --">