Сергей Александрович Снегов - Второй после бога

неплохой штурман, но нервишки у него временами играли, говорит мне:

— Виктор Николаевич, дрейф у нас три мили в час, разобьет в отбивную, если дотянет до того мыска. Не кликнуть ли «SOS»? По-моему, надо бы заблаговременно…

— Подожди с «SOSoм», — говорю. — Часа два у нас еще есть до знакомства со скалою, механики терять этого времени не будут.

Не так для своего, как для Васиного успокоения спускаюсь в машинное отделение. А там шторм почище того, что на море. Поврежденный цилиндр вскрыт, механики копаются в его внутренностях, стармех командует подать ему то то, то это, помощники и мотористы не бегут — летят исполнять. Я спросил, управимся ли за два часа, больше сроку нам не дано, стармех сперва страшенно покрыл небо и море, ветер и качку, потом сообщил, что умирать ему еще меньше хочется, чем мне, у меня один сынишка, а у него три дочери, и он собирается младшую, дошкольницу Верочку, при своей жизни выдать замуж. Я возвращаюсь в рубку.

— Может, аварийную радиограмму дадим? — спрашивает Поморный. — Хоть аварийную бы радиограммку…

— Успеется. — Я хлопаю его по плечу — он очень бледен, надо бы приободрить человека, — У других людей хватает сейчас своих забот, а у нас пока сносно.

Смешно, если вдуматься: Вася меньше моего плавал по морям, но в обстановке разбирался хорошо, мог бы запальчиво заспорить — нет, промолчал, даже повеселел, так подействовала моя уверенность. А я в сто глаз всматриваюсь, что вокруг, и сейчас иногда закрываю глаза и вижу до мелочей и тогдашнее небо, грозное, с низко бегущими темными тучами, и волны, уже не короткие, частые, отороченные белыми барашками, а длинные, стеной, с кипящими козырьками наверху, на добрый метр или два летящими впереди волны. И особенно запомнился мне грохот ветра, звук его трудно вам передать — и воет, и гремит, и свистит, и даже визжит, но только визгом оглушительней грома. А из рубки нос то где-то далеко внизу, как в пропасть рушится, то, когда судно взбирается на волну, поднимается так высоко, что надо на него задирать голову. Картина, короче. Ураган явственный, мне такие шторма, сверх всяких баллов, два раза приходилось испытывать в тропиках — и радости не было. Хорошо еще, что дело происходило не ночью, а под вечер и без дождя.

По карте севернее Фетлара имелось затишное местечко между ним и островом Унст, сам я здесь не бывал, но слышал, что наши там иногда укрывались. И в первые минуты, когда нас потащило течением и ветром, я надеялся, что туда и внесет, мы как раз в момент аварии выворачивались к тому проливу между островами. Но ветер потянул нас к западу.

Уже до мыса Фанзи-Несс осталось мили три, а от механиков по-прежнему нет сообщений о ликвидации аварии. Я вызвал стармеха к телефону:

— Даю еще пять минут, а после вынужден запросить помощи.

— Ладно — запросить помощи! — кричит стармех. — Мы, Виктор, еще погуляем этим летом в Сочи. Могу запустить двигатель, но только малым, поршень в цилиндре ходит неважно.

— Давай что можешь! Хотя бы две мили к северу пройти, Степаныч, там есть спокойный проливчик.

— Две мили пройдем, — пообещал он.

Мы не прошли обещанных двух миль. Вывернули судно на север, идти носом на волну, на восток, я не осмелился при аварийном двигателе, пришлось двигаться лагом — наперерез ветру. Уже впереди, всего лишь в миле, я завидел слева спасительное укрытие, когда в машинном отделении грохнуло. Я кинулся туда. Дым и копоть окутывали машины, механики и мотористы были в противогазах, а я едва не потерял сознания, чуть дохнул их воздуха. Что-то взорвалось в картере двигателя, и сорвавшейся люковой крышкой ранило моториста. Надо было бы его отнести в лазарет, но было не до переноски раненых, сам он запротестовал, когда его пытались поднять на руки. Я вызвал в машинное нашего врача, Марию Антоновну, до сих пор не понимаю, как эта хрупкая женщина в такую качку могла добраться с тяжелым чемоданчиком, но она добралась, и на нее первым делом напялили противогаз, чтоб она сама не отправилась на тот свет.

— Плохо, Виктор! — прокричал мне в маску стармех. — Боюсь, Сочи отменяются. Как наверху?

— Несет на скалу, — ответил я. — Буду просить помощи.

— Проси помощи, Виктор. И, прости, но сам уходи — не повернуться. Когда крышка над нашим гробом начнет захлопываться, дай знать, но раньше, всех чертей ради, не беспокой!

Тогда я послал в эфир аварийную радиограмму. Первым на нее откликнулся «Туруханск», старенький --">