Лев Филатов - Серебро

class="book">Ватагин потянулся, напрягся, как недавно перед мальчишками, и осторожно, чтобы никто не заметил, ощупал бицепсы. Руку встретили живые, круглые, гладкие камни. Положил под столом ладони на колени — и тут теплая, скользкая сталь.

Что, собственно, случилось? Будто никогда не было срывов? Все у него было. Ну, напорол. Ну, пропустили из-за него две шайбы. Ну, не видать теперь золотых медалей. И прежде проигрывали — не из-за него, так из-за других. Подумаешь, смеялись… Кто? Хлыщи тонконогие, бабье, им только и подавай потасовку да скандалы… Будто может Ватагин за одну игру хуже стать?

Ватагин встал, громыхнул стулом. Сейчас ребята вернутся, и он встретит их, а вечером будет играть, надо же взять «серебро».

Вот и они, у всех под пиджаками одинаковью светло-синие шерстяные фуфайки. Ватагин сошел на тротуар, и все остановились.

Он тут верховодил. Не из-за того, что выше всех ростом и шире в плечах. Не потому, что среди юношеских лиц его сабельные морщины вдоль щек сразу обнаруживали старшинство. Ватагин был уверен и сдержанно весел, чувствовалось, что он застоялся и не прочь размяться. Игрокам тотчас передалось его настроение, лишним оказывалось приберегаемое сочувствие, все как всегда, и камень с души.

Молчков шел сзади с Костькой Нечаевым. Костька хотел было остановиться, но Молчков потянул его за локоть, и они прошли мимо. Ватагин слушал, поддакивал, улыбался, а думал о тех двоих, скрывшихся за стеклянной дверью.

С Молчковым все ясно. А Нечаев? Парню девятнадцать, а уже разгуливает в форме сборной. Красавчик, смуглый, черноволосый, длиннолицый. Во время игры сядет на передышку, пот глаза заливает, так и тут стреляет на девчонок в первых рядах. Резинку жует: с канадцев собезьянничал. Таким хоккей нужен, чтобы себя показать, порисоваться. Являются и исчезают, никто их добрым словом не вспомнит…

Из отеля вышел тренер и хлопнул в ладоши.

— Прошу в гостиную…

Все двинулись к двери. Тренер поманил Ватагина. Обычное дело — перед обсуждением игры переброситься несколькими словами с капитаном.

— Вот что, Ванюша. — Никогда так тренер его не называл. Обычно: Иван либо Ватагин. И сразу глаза в сторону. — Сегодня ты отдохнешь. Сыграет Нечаев.

…Гостиная дорогого отеля. Зеркальные стены, продуманный шахматный беспорядок стульев, кресел, диванов, низеньких столов, веера ярких журнальных обложек. Днем здесь пусто, разве кто-нибудь в одиночестве строчит письмо. Под вечер сюда заглядывают и остаются, привороженные мельканием теней в форточке телевизора. Сидят дамы с прямыми спинами, поглаживая спящих на коленях собачонок. Сидят и ерзают откормленные, нагловатые подростки. Сидят в дальних углах парочки: лица в тени, на свету ноги — рядышком высоко поддернутые брюки и нейлоновые круглые колени.

В этой гостиной хоккеисты перед матчами держали военный совет. Те, кто сидел здесь до их прихода, спешили убраться от ватаги здоровенных парней, громко разговаривающих на русском языке, Гостиная становилась местом собрания самого что ни на есть советского, с докладчиком, председателем, прениями, выкриками с мест: «Ясно!», традиционным: «У кого есть вопросы?» Тренеры за столиком: президиум. Ватагин по праву капитана сидел отдельно, лицом к команде.

Он вошел последним и грузно опустился в кресло, так что оно пискнуло и дернулось в сторону. Ватагин увидел перед собой длинный ряд черных ботинок и над ним линию пестрых носков. Заставил себя поднять отяжелевшие глаза. Как обычно, ребята перешептывались, озорничали, толкались локтями. Прямо против него, на диване, рядом — Молчков и Нечаев. Сейчас тренер объявит состав без Ватагина, и в комнате станет очень тихо.

Однако началось не с состава. Трудную минуту оттягивали. Это было еще хуже.

Тренер повел свою обычную речь. Разбирал достоинства и слабые места противника, указывал, как к ним применяться, то и дело серьезно провозглашал прописные истины, вроде того, что надо быть внимательным, чаще обстреливать ворота, нападающим помнить об обороне, защитникам поддерживать атаку. Но мастера слушали эти истины. Считанные часы до выхода на лед, а кто поручится за исход матча? Они могут смеяться, небрежно листать журнальчик с портретами знаменитостей экрана, жевать резинку, болтать о чепухе, но сердца тяжелеют, дыхание укорачивается,

--">