Евгений Пантелеевич Дубровин - Грустный день смеха

— Эй, ты… а к нам почему, а?

— Вы сами мне разрешили.

— Я? Гм… А ну подойди сюда.

Юрик бросал работу и приближался на безопасное расстояние.

— Ближе…

— Ближе не могу.

— Почему?

— Боюсь.

— Чего же ты боишься, дурачок!.. — голос у Архипа Пантелеевича становился притворно ласковым.

— Вы меня с крыльца кинете.

— Не кину.

— Нет, кинете.

— Говорю, не кину.

— Прошлый раз кинули.

— Прошлый раз тут тебя не было.

— Был.

— Говорю, сейчас не кину, паскуденок!

Архип Пантелеевич начинал раздражаться. Пора было сматывать удочки, но Архип Пантелеевич тоже понимал это и продвигался по лавке ближе к двери.

— Я сам от вас уйду, — говорил Юрик.

— Вот видишь!.. — торжествовал Архип Пантелеевич. — Значит, ты забрался к нам неспроста.

— Конечно, неспроста.

— Признавайся, зачем забрался? Сундук украсть?

— Сундук.

— Я сразу догадался, что ты забрался сундук украсть, — радовался Архип Пантелеевич и бросался на Юрика.

Иногда удавалось удрать. Но чаще всего Архип Пантелеевич ловил племянника и выталкивал его в шею за дверь:

— Кыш отсюда, шантрапа несчастная.

Сундук был единственным серьезным достоянием семьи Бирюлиных. Даже самый неразборчивый вор не нашел бы в доме ничего ценного. Кроме сундука. Сундук не запирался и был наполнен всяким хламом, да и то наполовину. Ценен он был, конечно, не этим хламом. Сундук был ценен сам по себе. Архип Пантелеевич изготовил его собственноручно. Работал Архип Пантелеевич стрелком военизированной охраны на мебельном комбинате. Работа была не очень изнурительной, можно даже сказать, что она была совсем не изнурительной, а если уж быть честным, то работы у Архипа Пантелеевича почти никакой не было. Сиди себе в проходной, поглядывай на идущие мимо физиономии, а физиономии сами по себе были достаточно знакомыми, и стругай дощечки. Потом эти дощечки Архип Пантелеевич олифил, полировал и покрывал различными красками. Эти дощечки были разной формы и разных размеров, и из них Архип Пантелеевич конструировал сундук.

Сундук стоял возле окна и, когда на него падало солнце, весь сверкал и плавился в его лучах, как сказочный ларец, полный сокровищ. Впечатление, что это не сундук, а ларец, усиливала еще разноцветная курица, которая парила на крышке сундука, держа в лавах желтый брусок. По замыслу автора, курица должна означать жар-птицу, несущую в дом богатство в виде куска золота.

Однако богатство никак не хотело идти в дом Бирюлиных. Скромной пенсии и небольшой зарплаты Архипа Пантелеевича явно не хватало, чтобы заполнить сундук добром. Не могли принести сокровищ и доходы тетки, которая на углу улицы торговала государственным морсом.

Может быть, от расстройства, что проклятый сундук оставался пуст, как и в первый день своего сотворения, Архип Пантелеевич часто напивался, что, естественно, не могло увеличить сокровищ. И вот однажды, возвращаясь домой пьяным, как уже говорилось выше, он чуть не погиб, столкнувшись с одним из самых непонятных отклонений жены.

Дело было так. Подходя нетвердой походкой к калитке, Архип Пантелеевич увидел в своей крепкой мазаной ограде пролом. Архипу Пантелеевичу надо было бы огорчиться такому обстоятельству как хозяину усадьбы и домовладельцу, но Архип Пантелеевич ни капли не огорчился, даже не только не огорчился, а обрадовался. Дело в том, что у калитки был довольно капризный запор и Архипу Пантелеевичу пройти во двор в нетрезвом состоянии было весьма затруднительно, а иногда просто невозможно, и если бы не жена, то частенько приходилось бы ночевать под этой проклятой калиткой. Но пока до глуховатой жены достучишься, пять раз заснешь и пять раз проснешься.

И вдруг пролом! В проломе голубело небо и плыли по небу белые облака, а на заднем плане, в огороде, ходило стадо гусей. У Архипа Пантелеевича отродясь не водилось гусей, и он очень удивился, откуда их взялось целое стадо.

Все это: и пролом, сделанный чересчур уж аккуратно, и стадо гусей — было довольно странным обстоятельством, но Архип Пантелеевич так обрадовался возможности не возиться с проклятой калиткой, что не стал особо раздумывать и вломился в пролом правым плечом. В ту же секунду его швырнуло на землю. Архип Пантелеевич озадаченно поднялся.

В проломе по-прежнему голубело небо, плыли облака и ходили гуси.