Константин Георгиевич Паустовский - Бакенщик

Ведь шел?

- Шел.

- Ну вот. А под ноги себе глядел?

- Глядел.

- А видать-то ничего и не видел. А надо бы поглядывать, да примечать, да останавливаться почаще. Остановишься, нагнешься, сорвешь какой ни на есть цветок или траву^[1] - и иди дальше.

- Зачем?

- А затем, что в каждой такой траве и в каждом таком цветке большая прелесть заключается. Вот, к примеру, клевер. Кашкой вы его называете. Ты его нарви, понюхай - он пчелой пахнет. От этого запаха злой человек и тот улыбнется. Или, скажем, ромашка. Ведь ее грех сапогом раздавить. А медуница? Или сон-трава. Спит она по ночам, голову клонит, тяжелеет от росы. Или купена. Да вы ее, видать, и не знаете. Лист широкий, твердый, а под ним цветы, как белые колокола. Вот-вот заденешь - и зазвонят. То-то! Это растение приточное. Оно болезнь исцеляет.

- Что значит приточное? - спросил мальчик в кепке.

- Ну, лечебное, что ли. Наша болезнь - ломота в костях. От сырости. От купены боль тишает, спишь лучше и работа становится легче. Или аир. Я им полы в сторожке посыпаю. Ты ко мне зайди - воздух у меня крымский. Да! Вот иди, гляди, примечай. Вон облак стоит над рекой. Тебе это невдомек; а я слышу - дождиком от него тянет. Грибным дождем - спорым, не очень шумливым. Такой дождь дороже золота. От него река теплеет, рыба играет, он все наше богатство растит. Я часто, ближе к вечеру, сижу у сторожки, корзины плету, потом оглянусь и про всякие корзины позабуду - ведь это что такое! Облак в небе стоит из жаркого золота, солнце уже нас покинуло, а там, над землей, еще пышет теплом, пышет светом. А погаснет, и начнут в травах коростели скрипеть, и дергачи дергать, и перепела свистеть, а то, глядишь, как ударят соловьи будто громом - по лозе, по кустам! И звезда взойдет, остановится над рекой и до утра стоит - загляделась, красавица, в чистую воду. Так-то, ребята! Вот на это все поглядишь и подумаешь: жизни нам отведено мало, нам надо двести лет жить - и то не хватит. Наша страна - прелесть какая! За эту прелесть мы тоже должны с врагами драться, уберечь ее, защитить, не давать на осквернение^[2]. Правильно я говорю? Все шумите, «родина», «родина», а вот она, родина, за стогами!

Мальчики молчали, задумались. Отражаясь в воде, медленно пролетела цапля.

- Эх, - сказал Семен, - идут на войну люди, а нас, старых, забыли! Зря забыли, это ты мне поверь. Старик - солдат крепкий, хороший, удар у него очень серьезный. Пустили бы нас, стариков, - вот тут бы немцы тоже почесались. «Э-э-э, - сказали бы немцы, - с такими стариками нам биться не путь! Не дело! С такими стариками последние порты растеряешь. Это, брат, шутишь!»

Лодка ударилась носом в песчаный берег. Маленькие кулики торопливо побежали от нее вдоль воды.

- Так-то, ребята, - сказал Семен. - Опять небось будете на деда жаловаться - все ему мало да мало. Непонятный какой-то дед.

Мальчики засмеялись.

- Нет, понятный, совсем понятный, - сказал маленький мальчик. - Спасибо тебе, дед.

- Это за перевоз или за что другое? - спросил Семен и прищурился.

- За другое. И за перевоз.

- Ну, то-то!

Мальчики побежали к песчаной косе - купаться. Семен поглядел им вслед и вздохнул.

- Учить их стараюсь, - сказал он. - Уважению учить к родной земле. Без этого человек - не человек, а труха!

ПРИМЕЧАНИЯ

1

Рассказ написан в 1943 г. Применительно к нашему времени речь идет, конечно, о неохраняемых цветах и травах. Хотя цветы лучше вообще никакие не срывать. Нигде дикий цветок не будет выглядеть так красиво, как там, где он вырос.

(обратно)

2

Рискую слишком вольным толкованием рассказа, но, опять-таки, в контексте сегодняшнего дня враги - это не только, и, наверное, не столько внешние враги («натовцы»), сколько нарушители экологического законодательства, лица с дурным отношением к природе.

(обратно)
--">