Алексей Николаевич Толстой - Том 6. Хмурое утро; Хлеб (Оборона Царицына)

«Хлеб» для меня был задачей наиболее трудной, — писал А. Толстой уже после того, как повесть была опубликована. — В самом деле, — в небольшой размер книги — вместить огромное количество исторического материала, заставить этот материал «звучать» на страницах повести, воссоздать образы Ленина, Сталина, Ворошилова так, чтобы при своих больших размерах это были живые люди, ввести в историческую обстановку к историческим фигурам вымышленные персонажи (Иван Гора, Агриппина и другие), сделать так, чтобы тематика «ушла вглубь», стала органической двигающей силой произведения, — все эти сложные задачи разрешались стилем. Нужно было особенным образом думать, чувствовать и видеть, — не так, скажем, как я думал, чувствовал и видел, когда писал «Петра» или «18-й год». Значит, нужна была прежде всего работа над самим собой.<…>

Внешний стиль повести — язык, композиция — это уже следствие нахождения в себе внутреннего стиля, то есть приведенного в стройный порядок морально-художественного отношения к данному материалу.

Так создался стиль повести «Хлеб»: лаконизм, простота, экономия — почти скупость — в пользовании материалом, язык, почти лишенный эпитетов, язык почти на границе сухости исторического повествования» (А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 15, стр. 332–333).

Сохранившиеся в архиве А. Толстого три варианта начала повести, существенно отличающиеся один от другого, говорят и об изменениях первоначально задуманных хронологических границ произведения и о напряженных поисках формы — стиля.

Первый вариант повести еще входил в трилогию «Хождение по мукам» как составная часть. Заглавная страница здесь раскрывает первоначальный авторский план:

«ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ»

Часть третья

«По коням!»

(Роман в четырех книгах)»

В авторской сноске сказано: «Эта третья и последняя часть трилогии «Хождение по мукам», охватывающая 19 и 20 годы, состоит из четырех книг: «Оборона Царицына», «Республика в опасности», «План Сталина» и «Начало побед».

Первая часть трилогии начата была в 19 году, третья заканчивается в 1936 году» (Архив А. Н. Толстого).

Несмотря на оговорку, что эта часть трилогии охватывает 19 и 20 годы, А. Толстой начал I главу «Обороны Царицына» с событий марта — апреля 1918 года: «Весною восемнадцатого года немецкое высшее командование допустило еще одну роковую ошибку. Шестисоттысячная армия, снятая с несуществующего более русского фронта, не была переброшена на запад для штурма Парижа, но легкомысленно отправлена в легкий и сытый поход в глубину Украины и Дона. В этом решении немецкого высшего командования сказалось и торопливое желание — захватить как можно больше земель, чтобы в случае проигрыша мировой войны — было на чем отыграться, и — давнишняя прусская идея глубокого расширения восточных границ, и расовая теория, которой руководился германский генеральный штаб, теория немецкой исторической мысли, — во главе с Момсеном, — оценивающая народ по признакам скорее художественным, чем научным, скорее — чувственным и вкусовым, чем социальным.

Народы, населявшие восточную часть Европы, представлялись немецкому высшему командованию однообразной и неполноценной славянской расой, обладающей — по свидетельствам ее литературы и музыки — врожденными качествами: лживости, безволия, мечтательности, коварства, — свойственного всем дикарям, — некоторой музыкальности, любовью к танцам и песням. Славянская раса была ленива, грязна, не способна к организации и порядку и не годилась на самостоятельное существование.

В нетерпеливом стремлении овладеть хлебными и угольными районами Украины и Дона немецкое высшее командование не учло даже уроков истории: ни польской интервенции Московии в начале семнадцатого века, ни печального опыта Наполеона. Император французов, переходя Вислу, не захотел понять, что социальные законы у русского народа — такие же, как у всех народов, и он не воспользовался ненавистью крепостного крестьянства, — во многих местах ожидавшего Наполеона, чтобы пустить петуха по дворянским усадьбам, — но опрокинул эту ненависть на самого себя. Неудача бородинского сражения случилась не из-за внезапного насморка у императора и пожар Москвы не из-за любви русских к московским святыням, но из-за того, что крепостные мужики увидели в Наполеоне не долгожданного второго Пугачева, но того же барина, --">