Юрий Осипович Домбровский - Возвращение Пиньки

кресте, а?

Я пожал плечами.

—  Но вам никто не мешает его сбросить в любую минуту, правда?

Она хмуро посмотрела на меня.

—  Ох, не знаю! Вот пришли же вы выяснять мои отношения с Владимиром! Не дай Бог, — он мне еще понравится! Ну да, он мне понравился! Вот говорю прямо — понравился. И знаете почему? Мы с ним попросту болтаем и хохочем во все горло. Какое ему дело до того, что там кто-то держит меня за сердце, он и знать этого не хочет. Для него важна я. А у вас? Боже мой, как вы почтительны к моему горю. Вы точно знаете, и какое оно большое, и сколько оно весит, и как мне тяжело; да чего вы только не знаете!..

Она, кажется, хотела сказать что-то и еще, но закусила губу и замолчала.

Я сидел, смотрел на нее и думал: «Кончено, кончено, кончено!» С Николаем все кончено, надо уйти и послать Владимира.

—  Ну что ж, — вздохнул я, — извините, Ниночка.

Нина посмотрела на меня, быстро встала из-за стола, подошла к тумбочке и включила радио.

Сразу стало шумно и беспокойно, как на вокзальной площади. Нина стояла и слушала.

—  Мазурка, — сказал я хмуро, — я очень люблю Шопена.

Она подошла и взяла меня за руку.

—  Вот вы сами видите, — сказала она, — как опасно думать хорошо о людях. Вы все считали меня героиней, а оказалось — я самая обыкновенная дрянь!! Но ведь надо хоть один раз сказать о себе всю правду.

—  Может быть, — невесело согласился я, — может быть, один раз это и нужно.

Нина помолчала, а потом сказала:

—  Ну так вот! Я позвонила Володе, и попросила его зайти, и, когда зашел, отдала ему суслика: «Возьмите и отнесите этого зверя в бактериологический институт. С директором я уже сговорилась». Он увидел, что у меня на глазах слезы, и спросил: «Ниночка, неужели вам до сих пор жаль эту рыжую дрянь?» А я уже не могла говорить — так у меня сдали нервы и так позорно разревелась! Он испугался и бросился ко мне, но я сказала: «Не подходите». Тут он, наверное, сразу все понял и спросил: «Ниночка, то, что вы расстаетесь с этим сусликом, что-нибудь значит?» Я ответила: «Нет, конечно, Володя». Тогда он: «Так как же, Нина, я могу от вас уйти?» — и встал на колени. А я вспомнила, что и Николай однажды стоял передо мной так, и сказала: «Идите, Володя, идите, я вас позову». На другой день я уж хотела ему позвонить, но он пришел сам с Ленкой, после спектакля, а Ленка так и сияла, — я рассердилась и выгнала обоих, а на Ленку еще накричала.

—  Правильно, — похвалил я, — Ленка сводня, гнать ее!.. Но раз так, зачем уж мучить парня. Он, конечно, сейчас сидит у Ленки, разрешите, я позову его к телефону, — она молчала и думала, — ну, можно?

—  Ну что ж, пожалуй, — невесело согласилась она, — звоните, я сейчас! — Она повернулась и прошла к себе в спальню.

Я вышел в коридор и набрал номер. Трубку, как я и думал, снял Владимир.

—  Ну, дорогой, — сказал я, — звоню я от Нины. Мы весь вечер толкуем о тебе.

Нина подошла и встала сзади.

—  Она мне сказала, — зло продолжал я, отворачиваясь от нее, — что ты ей действительно очень нравишься, — я был кругом не прав — и поэтому…

Тут что-то село мне на плечо и царапнуло ухо.

Это был Пинька.

Он стоял столбиком, усмехался, щелкал зубами и готов был освистать меня сейчас же. Такой у него был наглый и торжествующий вид.

Тогда я крикнул «минуточку!» и прикрыл ладонью слуховую трубку.

—  Ну, — шепнула она.

—  Свинья! — сказал я шепотом Нине. — Самая настоящая свинья! Действительно, нашли чем шутить.

Трубка висела и шумела.

Я поднял ее и сказал:

—  Так вот, Володя, Нина Николаевна знает, что ты хороший парень и поймешь ее правильно. («Да, да!») Она просит… — Я взглянул на Нину, она кивнула головой, — она просит до приезда Николая к ней не заходить.

—  Что?! —  ошалела телефонная трубка, — что, что?!

Я опять взглянул на Нину. Она молча рубанула воздух: кончайте!

— Пинька вернулся, — ответил я, глядя ей в глаза. — Вот он сидит у меня на плече и смеется над нами обоими — понимаешь? Он вернулся!

Публикация К. Турумовой-Домбровской.

--">