Геннадий Ефимович Баннов - Звезды на росстани

чувствовать, а может быть, и от понимания значительности своей работы — возьмет улыбнется — и в груди у тебя тотчас объявится ощущение весны и прочих всех радостей.

Улыбнувшись Асеньке для порядка, я принимаю осанку делового человека, киваю на фанерованные под дуб двери начальника:

— У себя?

— Угу, — сказала Асенька, приопустив глаза и затаенно вздохнув над, возможно, только что возникшими размышлениями. — Господа иностранцы у него.

Обучение иностранцев рабочим профессиям — не ахти какая новость, но сообщение остановило меня уже у двери. Принесла нелегкая.

Ася достала зеркальце, отворотясь к окну, поправила красивые волосы и, пренебрегая ли моим присутствием, вовсе ли принимая меня за неодушевленный предмет, наравне со столом, со стульями, с креслом, обитым коричневым дерматином, стала глядеться в зеркальце. Но я встретил ее пристальный взгляд оттуда, именно из зеркальца. Золотистый глаз ее улыбнулся.

— Что привело, Юрий Иванович, какие заботы? — поинтересовалась с участием.

— Гулякин вызвал. А вообще-то я хочу в отпуск.

— Прямо сейчас?! — испугалась Ася. — Нет, не отпустит, — прибавила довольно уверенно.

— Надо, понимаешь. — Просящие нотки обращены были к ней, будто она и решает, отпускать человека в неподходящее время в отпуск или не отпускать.

Но мне действительно надо. Как это объяснить коротко?

— От друга письмо получил. В гости едет. Взывает к совести, требует, чтоб и я тоже взял отпуск. Понимаешь?

Она кивнула замедленным, важным кивком, со вздохом сочувствия даже и глядела, тем не менее, как взрослые глядят на ребенка, капризного и неразумного: ну, серьезно ли с такими мотивами — в отпуск?

Так слово «друг» тебе не говорит ни о чем, милая Асенька? Или уж рассказать, кто такой этот друг, приславший письмо, чтобы понятнее стало, почему его мнение, короткое, как команда, не могло игнорироваться в прошлом, не может быть обойденным и теперь? О нем, о Борьке Попе? Или рассказать сразу обо всей о девятой группе, известной своей товарищеской солидарностью, где этот самый Борька Поп играл не последнюю роль? Об этом тебе рассказать, прямо сейчас, хотя бы с пятого на десятое, потому что управленческие снуют один по одному, озабоченно протягивают все срочные, как уверяют, бумаги?

Полнеющий молодой мужчина с едва заметными на лице веснушками и с золотой коронкой, придающей солидность его улыбке, подошел к Асиному столу, положил бумагу и тоже сказал: «Срочная»! Человек этот по фамилии Иволгин имел склонность к беззлобной шутке, к приятному для собеседника слову. Поприветствовав меня значительным рукопожатием, он рассказал, как в училищах относятся к их писанине:

— Получил бумагу, глянул одним глазом и — в корзину. Чего бояться: если важная — еще пришлют, да не одну, с напоминанием. А не важная — там ей, в корзине, место… Да, я, кажется, помешал тебе, старый дружище? Ты что-то говорил, Юрий Иванович? Ну, молчу, молчу. Только, гляди, не закружи ей голову, — погрозил пальцем. — Она у нас тут единственная в управлении, такая красавица.

— Учту, — кивнул я.

Ася с укоризной рассматривала Иволгина своими золотистыми глазами.

Работает Иволгин в отделе… Во всяком отделе он мог работать. За словом в карман не лезет. С шуточкой, с прибауточкой входит к самому Гулякину, и тот светлеет ликом, когда он входит, и начинается тот самый отдохновенья миг, когда товарищи распрямляют согнутые над столом спины или даже потягиваются, расслабляясь от дел праведных. По рекомендации Гулякина был он избран и в председатели месткома, в членах коего, впрочем, пребывает поныне.

— Однако они там надолго засели, — Иволгин не то спросил, не то утвердил, обращаясь, в основном, ко мне. — Сейчас, конечно, сидят, с умными лицами толкуют о международных делах. Ну, это долгая песня, давай, Юрий Иванович. Вали, мой старый, бесценный друг. Ты что-то хотел…

И Ася настроилась слушать, утвердилась на стуле нетерпеливым движением, будто бы до этого не сидела, а так себе, касалась слегка.

Что же, и расскажу вкратце.

Да и как можно подробно — не у костра ведь, не где-нибудь около безымянной речки или тихого озерца, догорающего запоздалой зорькой, где время бывает не меряно. Бесценное время, сгорая в приемных больших и малых начальников и от этого вдруг становясь так называемым свободным временем, может прерваться в любой, в самый даже неподходящий миг.

Вставал передо мной белобрысый --">