Валентин Петрович Катаев - Белеет парус одинокий

в повести господствует пленительная иллюзия видения мира детскими глазами, причем во всей его трагической сложности.  

Видения не только глазами «умненького» Пети, но и его друга, мальчика из совсем иного социального круга — Гаврика. Голод ежедневно стучится в дверцу маленькой хибарки у моря, где живут Гаврик с дедушкой. И голод, и несправедливость, и опасность, и тяжкий труд. С этим сталкивается Гаврик повседневно. Многое из того, что для Пети — заурядная повседневность, для Гаврика — недостижимая мечта. Его детский мир суровее и строже.

И наблюдательность Гаврика несколько иного плана. Вот он размышляет о солдатах и неких аристократах среди них — писарях:

«Писаря одиноко и меланхолично сидели на железных койках у себя за решеткой и, сняв мундиры, тихонько наигрывали на гитарах. Были они в длинных брюках с высоким красным стеганым корсажем и в чистых сорочках с черным офицерским галстуком...

Писаря были неслыханно богаты. Гаврик собственными глазами видел, как однажды писарь ехал на извозчике».

Как всегда, у Катаева изображение вещно, красочно, зримо, пересыпано тонкой улыбкой. Но дальше, дальше, не забудьте, что писаря представлены глазами Гаврика и только иногда — в неожиданном сравнении, иронической усмешке с нами заговорит непосредственно сам автор.

«И все же, как ни странно, писаря были всего только «нижние чины». И Гаврик собственными глазами видел, как однажды на углу Пироговской и Куликова поля генерал с серебряными погонами бил писаря по зубам, крича грозным голосом:

— Как стоишь, каналья? Как-к с-с-стоишь?

И писарь, вытянувшись и мотая головой, с вылупленными, как у простого солдата, светлыми крестьянскими глазами, бормотал:

— Виноват, ваше превосходительство! Последний раз!

Вот это двойственное положение и делало писарей существами странными, прекрасными и вместе с тем жалкими, как падшие ангелы, сосланные в наказание с неба на землю».

Гаврик видит мир более угловатым, колючим, неправедным, нежели Петя. Итак, говоря сухим языком социологов, — мир в социальных противоречиях. Ибо Гаврику дано уже понимать, что такое «комитет» и «забастовщик», — все это ему родное в буквальном смысле слова, ведь его брат Терентий революционер и «комитетчик».

Но Гаврик в то же время обыкновенный мальчик со всеми присущими его возрасту увлечениями, надеждами и поступками. Он играет в «ушки» — самозабвенно и в то же время с гордостью чемпиона. С неистовой завистью глазеет он на квасника — высокий купеческий картуз тонкого синего сукна, с ума сводящая рубаха — блестящая, кумачовая, пузырящаяся, длинная до колен, с массой синеньких стеклянных пуговок... Нет, когда вырастет, Гаврик обязательно будет квасником! Или — Гаврик в тире. Шпик, чтобы вызнать, не выбрался ли тут на берег матрос с «Потемкина», заигрывает с мальчишкой и предлагает выстрелить из монтекристо.  

«Хозяин элегантно зарядил ружье и подал его мальчику. Гаврик, сопя, припал к прилавку и стал целиться в бутылку. Конечно, ему больше хотелось бы выстрелить в японский броненосец. Но он боялся промахнуться, а бутылка была большая.

Мальчик старался как можно дольше растянуть наслаждение прицеливания. Поцелившись немножко в бутылку, он стал целить в зайца, потом в броненосец, потом опять в бутылку. Он переводил мушку с кружка на кружок, глотая слюну и с ужасом думая, что вот он сейчас выпалит — и все это блаженство кончится».

Воистину — «ничто детское ему не чуждо», и как это важно, что автор нигде не отнимает от своих героев их мальчишеской непосредственности или наивности, не старается, как говорится, причесать их по-взрослому.

В повести ребята все время говорят своими собственными надтреснутыми, ломкими мальчишескими голосками. И что еще важно, несмотря на трудную судьбу Гаврика, несмотря на исторические события, которые обрушиваются не только на взрослых, но и на детей, — перед нами здоровое детство.

Здоровое, поэтичное, поражающее свежестью красок детство проходит перед читателем в этой книге. И Петя, и Гаврик — это едва ли не самые яркие среди многих замечательных юных героев всей советской литературы.

Я бы даже не побоялся перешагнуть географические и временные границы. Думаю, что, наряду с бессмертным Томом Сойером и Геком Финном, суждена долгая жизнь в читательском восприятии и Гаврику с Петей. Право же, есть у этих четырех героев немало общего: мальчишеская отвага и рыцарство, --">