Зиновий Исаакович Фазин - Нам идти дальше

революционер-подпольщик, один из самых надежных в Союзе. В ссылке заболел туберкулезом и быстро сгорел.

Тут уж исправник никого не смог удержать. Все друзья умершего рвались в Ермаковское.

— К лешему, все вы тут одна шатия! — ворчал исправник на тех, кто обращался к нему за разрешением ехать на похороны. — Добьетесь, что скоро и меня самого за либеральство загонят в Туруханск! Ведь были вы недавно в Ермаковском!

— Были. Отмечали день рождения дочки у Лепешинских.

— А сейчас чего опять ехать?

— Помер хороший человек. Доконали его.

— Кто доконал? — сердился исправник. — Вы поговорите у меня, мигом новый срок получите от его превосходительства. Человек от чахотки помер!.. Ох, опять бунтуете!..

Получить новый срок — нет, только не это. С беднягой Ванеевым так и случилось. Однажды, то было около года назад, к нему явился знакомый человек, по фамилии Махновец, тоже ссыльный, и попросил ночлега. Задумал этот Махновец побег.

Человек отзывчивый, Ванеев приютил его, помог бежать. Но скоро петербургской полиции стало известно, кто помог беглецу, и Ванееву прибавили еще два года ссылки.

Вот почему старались не спорить с исправником. Ванеев действительно умер от чахотки, но что же разрушило его легкие, как не тюрьма и Сибирь?

Правдой было и то, что недавно многие побывали в Ермаковском. Отмечали день рождения девочки Лепешинских, точно. Навестили доживавшего последние дни товарища. Но состоялось тогда в Ермаковском еще нечто, чего не знал господин исправник…

Так или иначе уломали начальника, съехались в Ер-маковское, похоронили товарища. Владимир Ильич сказал несколько проникновенных слов над его могилой. Тогда еще был сентябрь, и на людей, обнаживших головы и сгрудившихся тесной кучкой на сиротливом сельском кладбище, падали с деревьев пожелтевшие листья.

Ванеев был родом из Вологды, потом долго жил в Нижнем Новгороде. И щемящее ощущение потери близкого человека еще острее забирало оттого, что среди стоявших у могилы друзей покойного было немало коренных волжан или из мест, близких к Волге. Волжанином был и Владимир Ильич. И пока он говорил, люди вспоминали родные места и минутами, как наяву, начинали слышать извечный плеск реки и ясно видели перед собой могучую ширь ее берегов. И казалось — боже, как там сейчас хорошо, у Волги!..

С кладбища возвращались в Ермаковское молча. Шли не порознь, как придется, держались все той же тесной кучкой. Расставаться не хотелось, а в селе ждали повозки, дрожки, одноколки, и задерживаться никто не мог. Иначе грозят неприятности, и лучше их избежать, чтобы не получить прибавление срока.

Сжималось от боли сердце, и все вокруг казалось враждебным и непостижимо громадным. По косогору от кладбища к ухабистой полевой дороге спускалось десятка полтора людей. Необъятные пространства, простиравшиеся вокруг них, еще больше усиливали чувство тоски и заброшенности. Рукой было подать до села, а возникало ощущение, будто нет на свете ничего — одна тайга да дикая степь.

У кого-то из женщин вырвалось:

— Как нас мало! Горсточка…

— И что же? — послышался голос Кржижановского, шедшего рядом с Владимиром Ильичем. — Старо, как мир, но скажу: ведь все живое начинается с малого, как река — с ручейка… Как наша Волга!

Он тоже был волжанином, Глеб, родом из всем известной Самары.

Владимир Ильич произнес, не оборачиваясь:

— Не надо сейчас об этом, товарищи. Пусть горе уляжется. Оно слепит глаза.

Женщина повторяла свое:

— Как мало нас, друзья, ведь, право, горсточка!..

2

Назад Владимир Ильич и Глеб Кржижановский часть дороги ехали вместе, в одной повозке. Славно грело солнце, стояла пахучая южносибирская осень. Владимир Ильич всей грудью вдыхал свежий степной воздух, то ласково-теплый, то, при порыве ветра, отдававший предзимним холодком.

Правил лошадью шушенский мужичок, нанятый для поездки в Ермаковское. Наезженная колея вилась среди высокой зажелтевшей травы. Никто ее тут не косил.

— Собираюсь ходатайствовать о переводе в Нижнеудинск, — рассказывал по дороге Кржижановский. — Есть у меня возможность устроиться там в паровозном депо.

Все глубже в Сибирь уходила первая железная дорога. У Глеба срок ссылки истекал в январе, и ему хотелось заработать немного денег на обратный путь. Незадолго до ссылки он окончил Петербургский технологический институт и слыл --">