Анна Александровна Караваева - Двор. Баян и яблоко

трубным звуком. — О важнеющем деле речь идет! Товарищество — да какое? Это тебе не за любо-просто стакан водки с товарищами распить, а это — людям в одном кусте, тоись сов-мест-но пашню обработать…

— Да чтоб все по-доброму вышло! — ввернул Финоген.

— То-то оно и есть… и, — Демид опять трубно кашлянул. — В одной семье, своих же кровных, случается, мир не берет — а тут на тебе… разные люди, каждый на особицу, один такой, другой сякой… и вдруг: совместная обработка земли… подумать только!

— Однако вот ты, например, Демид Семеныч, надумал же вступить в будущее наше товарищество, — заговорил Баюков, несколько испытующе вглядываясь в сосредоточенное лицо Демида.

— Тугодум он, Демид свет Семеныч… право слово, тугодум! — опять возмутился Финоген, которому все больше не нравилось сумрачное лицо Кувшинова. — В волости ты был? Был! Узаконения насчет товарищества читал? Читал!..

— Читал, — угрюмо и важно повторил Демид, продолжая смотреть перед собой все тем же сосредоточенно-задумчивым взглядом. Финоген с досадой отмахнулся и вновь обратил к Баюкову ласково улыбающееся лицо. Старик сейчас решил про себя, что перед Степаном, который первый и рассказал людям о товариществах по совместной обработке земли, надо показывать не хмурость, как это делает тугодум Демид, а радость душевную.

Так Финоген и сделал.

— Прямо скажу тебе, Степанушко, хороший ты выход нам, бедноте, присоветовал. Ведь вот совсем вроде недавно ты домой с военной службы вернулся, а вон как люди у нас этим делом загорелись, сильно оно подходит нам, Степан, товарищество это самое… Взять, милый, к примеру, меня со старухой. Почти что одни мы с ней остались. Два сына в германскую войну убиты, один в Красной Армии службу проходит, старшая дочка с нами, но ведь она вдовая, с тремя ребятишками осталась, а младшая в другую деревню замуж вышла. Вот и выходит: теперь нас раз, два — и обчелся, а для хозяйства, сам знаешь, сколько силы надо. Мы со старухой и дочкой рассудили: одним нам тяжело, а с народом вместе — будто сила в тебе внове родилась.

— Aral Что я вам говорил?

— Так мы же и не спорили с тобой, Степан Андреич, мы свою выгоду понимаем: землю обрабатываем вместе, все и каждый — хозяева равноправные и за труды свои получили по совести.

— Мы, знаешь, намедни даже подсчитали с мужиками, — вмешался Демид, и его сумрачное лицо сразу оживилось, — тягло, плужки да всякие какие ни на есть орудия вместе сложить — сила получается большая… к-ку-да больше того, когда все это тягло да орудия поодиночке на полоски выходили… Верно?

— Конечно! — так же оживленно поддержал Степан. — Вы рассчитали правильно, как здравым да честным людям полагается. А вот посмотрите потом, какую пользу это в жизни даст… Партия высоко оценила это дело — товарищества по совместной обработке земли: от такой общественной постановки труда для народа и польза, и учение, да и государство больше хлеба получит… Смекаешь?

И Баюков, как уже не раз бывало, с увлечением заговорил на любимую тему. В Красной Армии он успел немало прочесть брошюр и газетных статей, где рассказывалось о работе тозов, успел послушать и поговорить с докладчиками по вопросам сельского хозяйства — и наконец накрепко убедился в том, что тозы — дело нужное и важное и обещает в будущем немалую пользу для крестьянина, а кстати поможет ему стать более грамотным и культурным человеком.

— Без культуры, дорогие товарищи, теперь нельзя, — наставительно повторил Баюков. — Советская власть народу и землю и все права дала.

— Уж про это что говорить, Степанушко, ребята школьники и те понимают.

— Понимать, Финоген Петрович, мало — надо всей душой стараться новое в жизнь проводить… жизнь-то ведь везде и всюду на новое поворачивает.

— Тебе, конечно, как человеку партийному, лучше нашего видать… потому тебе, Степан Андреич, от нас доверие и уважение, — опять загудел Демид. — А только есть у меня, да и у многих еще наших беспокойство одно…

— Чего там опять? — досадливо вскинулся Финоген. — Ох, назола ты, Демид Семеныч!.. Ну… что тебя опять беспокоит?

— Да не меня только, а и других многих, кто к нашему делу привержен, — упрямо продолжал Демид, — Еще товарищество наше только зачинается, а у него уже враги появились, которые справедливому делу будут всячески вредить. Я о Корзуниных говорю, о подлой их кулацкой шайке. Я их во-о как знаю!

Демид с --">