Михаил Андреевич Чванов - Не унесу я радости земной...

«Где же медведь?» «Там он лежит, помоги мне, я еще не умею снимать шкуру». Салават привез шкуру в аул и попросил курайсы от его имени преподнести ее отцу.

А вот как об этом поется в народной башкирской песне:

Сколько» лет Салавату?

Зеленая шапка на его голове.

Если спрашивать о летах Салавата —

Четырнадцати лет он стал батыром.

Физическая сила и ум, видимо, выделяли Салавата не только из среды его сверстников. Об этом красноречиво говорит тот факт, что, отправляясь в 1772 году в поход против польских конфедератов, Юлай оставил вместо себя волостным старшиной не кого-нибудь из самых уважаемых в ауле аксакалов, не взрослого, уже давно женатого сына Ракая, не среднего — Сулеймана, а двадцатилетнего Салавата.

Пройдет лишь год, и Салават, посланный отцом во главе отряда в восемьдесят всадников, сформированного для подавления только что начавшегося пугачевского восстания, вернется в родные места повстанческим полковником, и имя его полетит по лесистым хребтам родного Урала как песня, как карающий меч, как плач…

Я забыл сказать, что со Старо-Шиганаевского бугра нас прогнала гроза. Сидя на заднем сиденье «газика», я держал в руках букет цветов с первыми искрами дождя, заботливо собранный на бугре предков Салавата и подаренный мне Насибой-эбей Газизовой. Она перечисляла названия ручьев, логов, взгорков, которые мы проезжали, а я тайком наблюдал за своим соседом, немногословным и суровым. Его лицо было темно от горных ветров и прожитых лет. Оно было по-мужски красиво и несло на себе признаки сильного и жесткого характера. Я искал в Миндияре-агае черты Салавата, ведь он был, правда, уже далеким, родственником Салавата, и мне казалось, находил. Когда сегодня утром в Юлаеве я поинтересовался нынешними родственниками Салавата, все старики и старухи, словно сговорившись, советовали мне:

— Иди к Насибе Газизовой. Она лучше других знает. Могут и другие рассказать, но тебе нужно правду. А теперь все хотят быть родственниками Салавата. А правду расскажет только она.

Волнуясь, я пошел к дому Насибы-эбей. Она оказалась очень подвижной и доброй старушкой с нетипичными для башкирки русыми волосами. Она достала из старинного, окованного железом сундука простую ученическую тетрадь,

— Детей Салавата, как ты знаешь, увезли в Уфу. Говорят, их усыновили там, не знаю. А которого тут спрятали от царских начальников, тоже не знаю. Никто не знает. Куда ушел, какое имя взял. А вот у Сулеймана, брата Салавата, было два сына: Кильдияр, Аллаяр и дочь— Киньябика. У Аллаяра — Исмагил, Салах, Фатхинур, Гульямал. У Салаха — Шарафутдин, Сайфутдин, Фатиха, Фатхия, ее ты увидишь, она здесь в Юлаево живет, Фахретдин, Ямиля, она живет в Юнусове, и Гариф там живет. У брата Салаха, Исмагила, — Хайрулла, Миннихан, оба погибли на фронте, Миндияр, к нему мы сейчас зайдем и вместе поедем на Шиганай-бугор. У него только что младший, Альберт, из армии вернулся, старший — пастухом в нашем колхозе, а Ревалют, электрик, живет в городе Салавате…

И теперь вот в «газике» я тайком разглядывал Миндияра-агая.

По пути в деревню мы заехали на кумысную ферму. Заведует ею Ситдик-бабай. Он давно уже вышел на пенсию, но, боясь, что унесет в могилу свой особый секрет кумысоделия, пришел в правление колхоза и теперь вдохновенно передает тайны своего мастерства молодежи.

Ситдик-бабай окружен ребятишками. Минут через двадцать они с гиканьем проскакали мимо нас на неоседланных лошадях — на водопой. За ними, хищно выгибая спины, потянулись псы, с по-волчьи опущенными хвостами, молчаливые, с грозно поднимающимися загривками — в них явно чувствовалась волчья кровь.

А сами волки, с которыми они, несмотря на недалекое родство, а может, как раз поэтому, ведут борьбу не на жизнь, а на смерть, и по сей день не редки в здешних лесах. Ребятишки трогательно ухаживают за жеребенком со страшной раной в паху. На кумысный косяк недавно напал волк. Потом ребятишки с гордостью показывали мне жеребца, вожака косяка, который отбил жеребенка у волка. Жеребец подозрительно покосился на меня, захрапел — приземистый, мохноногий, огромная спутанная грива, змеиная шея, — и погнал кобылиц в сторону ближнего березняка.

— Лет пятнадцать назад он вел бой с двумя волками, — пояснил Тархан Сагитович. — Одного убил, второй, сильно пораненный, вынужден был спасаться бегством.

…Я до сих пор помню вкус этого кумыса — из рук Ситдика-бабая. Косы --">