Владимир Наумович Билль-Белоцерковский - Бисмарк и негр

шептал старик.

Вдруг лицо его сморщилось, как от невыносимой боли, и он глухо застонал… Это было уже слишком. Мы всей группой бросились к старшему механику. Он догадался о цели нашего прихода и встретил нас настороженно:

– В чем дело? – строго спросил он.

– Мы насчет «Бисмарка», – с трудом сдерживая ярость, произнес я. – Вы увольняете его?

– Да, – последовал ответ.

– Нельзя ли узнать, почему?

– Он стар.

– Но это нисколько не отражалось на его работе.

– Он не уступал мне! – вскрикнул молодой кочегар, работавший с «Бисмарком» в одной вахте.

– В чем выражается его старость? – задал кто-то вопрос.

– В том, что в тропиках он оставлял после себя на палубе лужу пота, – последовал ответ.

– Но какое это имеет отношение к работе?

– А такое… – для тропиков он непригоден. Он слаб, у него одышка, и выполняет он свою работу через силу. Он может свалиться среди океана; что я тогда буду делать с ним? Не акулой же я заменю его?

– Я заменю! За двоих! Справлюсь! – задорно воскликнул молодой кочегар.

Старший свирепо обернулся к нему.

– Ты?… На девять топок? Ну, день справишься. Ну, два, три… а дальше? Да еще в тропиках… Глупости говоришь.

– Но не подвернись вам под руку этот негр, вы бы оставили «Бисмарка», – заметил я. – Новый кочегар случайно оказался в порту.

– Совершенно верно! – подхватили голоса.

– Ну и что же? – невозмутимо усмехнулся старший. – Глуп тот, кто не пользуется случаем. Отвечаем за судно мы с капитаном, а не вы… Понятно?

Но мы не хотели и не могли с ним согласиться. Мы убеждали, просили…

– Но вы не имеете права оставить его здесь, – сказал я, цепляясь за последний аргумент.

– Имеем, – ответил старший. – Он получит здесь расчет и, кроме того, деньги на билет на пассажирском пароходе. – Старший механик был неумолим.

Меня отозвал в сторону здоровенный грек-вачман:^[1]

– Слушай Билль, есть еще одно средство оставить «Бисмарка» на судне.

Я удивленно взглянул на него.

– Надо поговорить с этим негром.

– А что мы ему скажем?

– Что команда не желает его и что в открытом море ему не поздоровится.

«Это мысль», – подумал я.

– Надо во что бы то ни стало доставить старика в Англию на этом судне, – продолжал грек, – иначе здесь, в порту, он с горя сопьется. Он и до Англии не доберется. Пропадет…

Я кивнул головой.

– На обратном пути мы его успокоим, да он и сам переварит свое горе. Главное – довезти его до Англии. А там видно будет.

Я слушал, кивал головой, а про себя думал: «Он и в Англии сопьется. Он и там пропадет»…

– Так завтра утром, как только негр появится, я тебя разбужу.

– Ладно! – согласился я.

Мы разошлись.

Раскрыв настежь двери кубрика, открыв иллюминаторы, повернув в сторону ветра вентиляторы, команда улеглась спать на сквозняке.

Но спалось плохо. Было душно, как в бане. Старый «Бисмарк» тихо лежал, повернувшись лицом к стене. Под утро я почувствовал сильный толчок.

– Пришел, – шепнул мне на ухо вачман.

Я вскочил и, не одеваясь, чтобы не шуметь, вышел на палубу. Было еще очень рано. Светало.

Лазуревая синь неба сменялась серебром. Казалось, будто серебряный купол невероятных размеров плотно накрыл землю и оттого так душно и тихо. В этой тишине обнаженные тела грузчиков-туземцев, спавших на железной палубе без подстилок, казались застывшими. Среди них были женщины, дети, старики. Шагая через их тела, мы направились к негру.

– Ты разговаривал с ним? – спросил я грека.

– Нет… Я не решился. Он какой-то ненормальный.

Негр и мне показался странным. Это был высокий, стройный парень, лет двадцати семи, в старом, выцветшем рабочем комбинезоне. Небольшой узелок, завернутый в тряпку, торчал у него подмышкой. Изможденное лицо его выражало усталость. С первого взгляда можно было определить, что этот негр «разбит». И разбит основательно. Все это было нам знакомо и казалось обычным. Кто из нас не бывал разбит?! Странным казалось нам только поведение негра. Он то кружился по палубе взад и вперед, то приплясывал, отбивая чечетку и что-то бормоча… И как-то странно, лихорадочно блестели его глаза. Что это? Радость безработного, после долгих мытарств нашедшего себе работу? Но что-то еще скрывалось в глубине его черных зрачков: не то это были следы неостывшей тоски, не то казалось, что человек этот вырвался из психиатрического отделения или из тюремной больницы. Не без робости подходили мы к нему: воинственный пыл наш --">