Константин Александрович Федин - Трансвааль

глазом:

— Ты — бедный мужик, у тебя нет хозяйства, тебе легко отдавать! У Сваакер — целый богатство, целый несчастье, у Сваакер все вот так вертится, вертятся, Сваакер не может отрывать такой маленький кусочек!

И Вильям Иваныч показал заголенными по локоть руками, как вертится колесом его хозяйство и как трудно оторвать от него кусочек даже в мизинец величиной. Мужик готовно согласился.

— Уж это так!

Вильям Иваныч расправил засученные пиджачные рукава и взялся за голову.

— Ах, бедный Сваакер! Сваакер только мечтал, как хорошо иметь один лошадь, один маленький домик, один кусочек земля! Но Сваакер паказался такой большой хозяйства! Трансвааль отнимал у Сваакер последний сил!

— Как нить дать, отнимет, обязательно! — подтвердил мужик и, чтобы поддержать понравившийся разговор, спросил: — Чего же ты допрежь на камень-то влез?

Вильям Иваныч хлопнул трижды указательным пальцем по правой ноздре, причем раздался краткий хлюпающий звук, точно от удара по воде.

— Сваакер нюхал, какой будет погода. Сваакер нужно вода и пруд!

Мужик захохотал, присев и стуча кулаками по узким острым коленям. Но Вильям Иваныч внезапно рассвирепел. Он пододвинулся к мужику вплотную — один глаз у него сощурился, другой наполовину вылез наружу — и, упершись в бок, окаменел. Мешок с мякиною затрясся, и из него досыпались брызги.

— Ты привез молоть новь? Ты думал — Сваакер будет пускать мельница для одного тебя? Ты — глупый мужик без хозяйства, ты — Фрол Петров из Веселуха!

Он схватил мужика за руку повыше локтя и принялся ее мять.

— Это — твой сил? Твой сил? Это — гороховый суп, а не мускуль! Мужчин должен иметь крепкий мускуль! Чтобы делать большой хозяйство, надо иметь большой сил!

Мужик пятился, Вильям Иваныч наседал па него. Вдруг он быстро скинул свой пиджак, бросил его наземь, расстегнул брюки, и они неслышно соскользнули к его ступням. Он стоял бронзовый, с жирной грудью в рыжих волосах; вокруг темных, матовых сосков, с золотистым животом, немного свисавшим на мохнатые красные ноги. Коротенькие спортивные розовые трусики держались на резиночке, врезавшейся в плотно-податливую складку живота.

Вильям Иваныч выкинул вперед руки и, держа их горизонтально, начал медленно приседать.

— Ра-а-аз, — затянул он по-солдатски. — два-а-а!.. Вот так. Каждый утро так. Хочешь иметь Трансвааль — надо иметь мускуль!

— Да уж это не иначе! — сказал Фрол и, опять зажав в кулак бороду, спросил: — А брюхо ж не мешает?

Сваакер выпрямился, стряхнул со ступней штаны и погладил себя под мышками.

— Ты карауль моя одежда, пока я побежал кругом пруд. Здоровье тело — здоровье дух!..

Он прижал локти к мясистым бокам, наклонился и, выбросившись на добрую сажень вперед, побежал размеренно и не спеша вдоль берега. Кожа на его лопатках была густо-коричневой, как вязовое лыко, и лоснилась на солнце, точно плюш. Икры и ляжки сливались в мелькании с розовыми трусиками. Он забежал в кусты, и видно было, как они раздвигались его животом, и затем подолгу раскачивались. Скоро заросли скрыли все его тело, и только сверкающая лысиной голова выпрыгивала из черно-зеленой камышовой чащи.

Мужик следил за Вильямом Сваакером с удовольствием. Когда тот скрылся в камышах, он засмеялся и проговорил:

— Ах, укроп твое масло!

Он поднял с земли шляпу Сваакера, раздумчиво осмотрел ее изнутри и снаружи, осторожно положил на брюки и, тряся головой, вбирая в себя воздух, изумленно протянул:

— А-а-а!..

Потом он подошел к лошади, распряг ее, вывел из оглобель, привязал за недоуздок к грядке телеги и сунул под лошадиную морду мешок с травой. Конь шумно дыхнул на корм, втянул в раздвинутые ноздри сыровато-сладкий запах и тотчас начал мягко набирать траву теплыми бархатными губами.

Мужик еще раз потряс головою и опять протянул:

— А-а-а!..

Он двинулся к одежде Сваакера, загребая лаптями мелкий камень и засохшие комья грязи.

На мельнице начинался обычный день. По воде, горевшей блестками, как жесть — солнечными отсветами, плыли с ночлега стада уток и гусей. На крыше мельницы чистились и расправляли крылья голуби. Две легавые потягивались у крыльца дома в полусотне шагов от мельницы — вытряхивали задними лапами блох из длинных пятнистых ушей, беспокойно ерзали по земле задом. Батрачка несла из дома в хлев ушат помоев, и, обступая ее, кидаясь под ее голые круглые ноги, катились за нею с визгом изжелта-розовые --">