Константин Алексеевич Коровин - «То было давно… там… в России…»

инвалидом в результате несчастного случая еще в 1915 году, когда ему перерезало ногу трамваем, нуждался в дорогих протезах, а у самого Константина Алексеевича была стенокардия, или, как тогда говорили, он страдал от грудной жабы.

Коровин пишет своему другу, музыкальному критику Б. Б. Красину (переписка с которым велась до 1925 года, пока еще доходили письма из Франции в Россию и обратно)^[14]: «Работал декорации, рисунки костюмов, картины, контракты — славы много, успех, газеты пишут ух! ты. Чести, а денег, денег грош, только-только дышать можно»^[15].

В 1925 году семью Коровиных постигает страшная трагедия. Горячо любимый сын Алексей на двадцать восьмом году жизни совершает попытку самоубийства. «…Он все думал, — пишет Коровин Красину, — что он не выздоровеет и что так и решил, кому он теперь нужен, ну, и решил проститься со светом. <…> Леша был плох… он видел, что отец замучился в бедах и болезнях и, будучи сам болен, думал, что не выздоровеет, хотел проститься, бедный парень, а ведь он хороший и честный. <…> Леша был два года на краю гибели… Я ведь боролся все время только с болезнями Леши и по-настоящему ничего не сделал в смысле живописи»^[16]. Но Алексей не погиб и долго поправлялся в больнице. Надо сказать, что Константин Алексеевич вообще очень глубоко переживал неудачливость сына. С большой нежностью к сыну и болью за него он пишет о случившемся тому же Красину^[17].

О жизни Алексея мы знаем мало. В каталоге «Художники русского театра. 1880–1930» приводятся сведения, согласно которым он, как и отец, занимался театрально-декорационным искусством; в 1918 году стал членом общества «Мир Искусства», участвовал в выставках этого объединения (1918 и 1920 гг.) и вообще был довольно талантливым художником^[18]. В письме Крайтору Коровин сообщал из Тверской губернии, где он жил с семьей перед отъездом за границу, что Алексей обнаруживает в своих картинах незаурядность таланта и что у него намечается «свой» стиль^[19]. Можно сказать, что он стоял на самом пороге своей творческой карьеры. Роковой несчастный случай, сделавший его инвалидом, отъезд из России и тяжелые обстоятельства первых лет эмиграции не дали его таланту нормально развиться. Так что семья Коровиных могла существовать лишь на те более чем скромные средства, которые получал за свою работу Константин Алексеевич.

В 1926 году он пишет декорации к опере «Севильский цирюльник», в которой был занят Федор Шаляпин, гастролирующий в США и Англии.

В 1927 году Коровин включает в состав выставки парижской группы «Мира Искусства» четыре свои картины, а в 1928-м его полотна украшали Международную выставку художников, скульпторов и архитекторов в Брюсселе. На ней были представлены работы как эмигрантов, так и советских мастеров.

Надо сказать, что 1928-й и, в большей степени, 1929 год были очень плодотворными в жизни художника. Для гастролей Русской оперы М. Н. Кузнецовой в Париже (сезон 1928/29 года) Коровин за один год оформляет четыре оперы: «Снегурочка», «Князь Игорь», «Русалка» и «Град Китеж». Труппа существовала на средства мужа оперной певицы Марии Кузнецовой, Альфреда Массне (племянник известного композитора). Это предприятие было задумано по примеру оперных постановок Саввы Мамонтова, где постановка опер осуществлялась совместными усилиями известных певцов, декораторов-художников и выдающихся танцоров. Вместе с Коровиным над оформлением спектаклей работали Александр Бенуа и Иван Билибин. К сожалению, проект, который всецело зависел от супружеских отношений Кузнецовой и Массне, развалился вместе с разводом этой пары, и спектакли со скандалом прервались в далекой Аргентине. Все же один сезон опера продержалась и была обставлена во всех отношениях роскошно. Даже театральная программа были оформлена, как журналы «Мира Искусства». Красочную обложку выполнил Билибин, а текст перемежался цветными иллюстрациями эскизов сцен и костюмов, выполненных Коровиным.

Участие в этом предприятии должно было вдохновить Коровина как живописца, а также могло существенно пополнить семейный бюджет, поскольку даже сын Алексей смог приложить здесь свои силы. Наконец удача улыбнулась. Из письма 1928 года К. А. Коровина к Герману Рубину мы узнаем об этом подъеме: «Моя свеча еще горит»^[20]. Однако радость была недолгой. Частная опера, как уже говорилось, потерпела крах, и, по всей вероятности, Коровин --">