Джон Эрнст Стейнбек - Долгая долина

Возчик прищурился и застенчиво отвел взгляд.

– Может, и понимаю… По ночам в повозке мне иногда…

Элиза его перебила.

– Я никогда не жила такой жизнью, как ваша, но я могу понять… – проговорила она с томлением и хрипотцой в голосе. – Ночью так темно, и только звезды… они такие колючие, вокруг тихо-тихо! А вы встаете, распрямляетесь… И каждая колючая звездочка впивается в ваше тело! И от них так горячо и больно, но все равно… чудесно!

Элиза стояла перед ним на коленях, и вдруг ее рука двинулась к его ногам в засаленных черных штанах. Элиза почти тронула ткань, но в последний миг уронила руку и вся сжалась, как побитая собака.

– Ну да, славно бывает, дело вы говорите. Только без ужина по ночам не очень-то славно.

Тогда Элиза резко поднялась, пряча красное от стыда лицо, и бережно протянула ему цветочный горшок.

– Вот, поставьте его в повозку на сиденье – чтобы приглядывать. Мало ли, вдруг опрокинется. Подождите немного тут, я поищу для вас какую-нибудь работу.

Вернувшись в дом, Элиза разворошила гору посуды, выудила оттуда две помятые алюминиевые кастрюльки и отнесла их мастеру.

– Вот, сможете починить?

Тот сразу переменился в лице и голосе.

– Станут как новенькие! – произнес он важно, со знанием дела.

Установив в задней части своей повозки небольшую наковальню, он вытащил из промасленного ящика для инструментов маленький механический молот и принялся за работу. Элиза вышла за ворота посмотреть, как он чинит ее кастрюли. Трудился он с суровым, знающим видом, а в самых сложных местах прикусывал нижнюю губу.

– Вы спите прямо в повозке? – спросила Элиза.

– Ну да, мэм, в повозке. Мне в ней ни дождь, ни зной не страшен.

– Славно вам, наверное, живется, – проговорила она. – Жаль, нам так жить не полагается.

– Да что вы, не женское это дело!

Элиза приподняла верхнюю губу, обнажив зубы.

– А вам откуда знать? Что вы вообще понимаете?

– Правильно, мэм! – оскорбился мастер. – Откуда мне знать? Вот ваши кастрюльки, держите. Теперь и новых покупать не надо!

– Сколько с меня?

– Полтиной обойдусь! Я цены не задираю, а работаю справно. Поэтому у меня всюду столько довольных клиентов.

Элиза принесла из дома пятьдесят центов и дала их мастеру.

– Знаете, а у вас может появиться конкурент. Я тоже умею точить ножницы. И битые кастрюли выпрямлять. Я бы вам показала, на что способны женщины!

Мастер положил молоток обратно в ящик и убрал подальше наковаленку.

– Нет, мэм, для женщины такая жизнь шибко одинокая. И страшная – под повозкой всю ночь шебуршит всякая живность. – Он перелез через валёк, держась за белый ослиный круп, устроился на сиденье и взял в руки поводья. – Спасибо вам большое, мэм. Я послушаюсь вашего совета: вернусь на дорогу к Салинасу.

– Только не забывайте поливать песок! – крикнула Элиза напоследок.

– Песок? Какой песок, мэм?.. А-а! Вы про хризантемы. Не забуду, будьте спокойны. – Он цокнул языком, кляча и ослик вальяжно тронулись с места, а пес занял свой пост между задних колес. Повозка развернулась и покатила обратно вдоль берега реки.

Элиза стояла у ограды, провожая взглядом медленно отъезжающую повозку. Плечи она расправила, голову запрокинула и смотрела чуть прищурившись, так что все плыло перед глазами. Ее губы беззвучно складывали слова: «Прощайте. Прощайте». А потом она прошептала:

– Уехал в сияющий край…

Звук собственного голоса напугал Элизу, она вздрогнула и осмотрелась по сторонам: не слышал ли кто? Слышали только собаки, спящие в пыли на дороге. Они вытянули головы, потом почесались и заснули вновь. Элиза торопливо зашагала к дому.

На кухне она достала из-за печки канистру с нагретой после обеденной стряпни водой. Элиза прошла в ванную комнату, скинула с себя грязную рабочую одежду и бросила ее в угол, а потом принялась докрасна тереть пемзой все тело: ноги, руки, бедра и туловище. Намывшись вволю, она вытерлась полотенцем, встала перед зеркалом и принялась разглядывать свое тело. Втянула живот, расправила грудь. Повернулась к зеркалу спиной и посмотрела через плечо на спину.

Через несколько минут Элиза стала медленно одеваться. Выбрала самое новое белье, самые лучшие чулки и платье, которое всегда было символом ее красоты. Аккуратно причесалась, подкрасила брови и губы.