Анатолий Евгеньевич Матвиенко - Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир

Затем вышел на балкон и прокричал, что Номинорр и маркглейство отныне принадлежат благородному господину Гошу… Едва было не добавил «купленные за честное серебро», но смолчал.

Если судья Мюррей взялся вводить меня в глейство собственноручно, этот даже не сопротивлялся, что я сам отвезу экземпляр в столицу. Многое изменилось. Теперь я сам кого хочешь введу. Или выведу нахрен.

От бочонка с ниром судейский не отказался, «заплатив» один медяк. Теперь, даже положив руку на тот же камень, не скажет, что взял взятку. Купил, а вы что подумали?

Потом за пару дуков застеклю его кабинет.

Но для этого надо перенести останки стеклозаводика в окрестности Номинорра. Наконец, дать возможность папе организовать флоатинг, чтобы окна «от Гоши» знал здесь весь белый свет. Само собой — мастерские, перегонный заводик. Лесопилку, и не одну. Обязательно — типографию! Последнее, что сделал Пахол под руководством Мюи — вырезал из меди формы для отливки литер. Эти формы выдержали пожар. Печатный пресс сделаем. Возможно, придётся наладить своё производство бумаги.

Пахол был уникум. Я решил объявить поиск мастеров по всему королевству. На любых разумных условиях! Хотя второго Пахола не найду. Хороший был парень. Этого за деньги не купишь.

Мама, помню, прижала к груди мясорубку, придя на кухню в Кирахе после той страшной ночи. Не только удобная штука, но теперь и память. Горькая.

Кирах я тоже не стал забрасывать. Производств там, конечно, больше не будет. Но торговый путь — нужен. Выработка зерновых, выращивание винограда. Пасека под липами для угощения Подгруна. Кодай, глава общины хрымов, обещал привлечь новых людей. Хотя, конечно, на место гибели стольких новые приходят неохотно, суеверны…

В Кирахе я оставил Нирага. Разлучать его с Саей надолго — это бесчеловечно даже по моим меркам, землевладельца-эксплуататора, угнетателя трудового народа.

Заботы растянулись до конца осени. Одному из неотложных дел я не уделил должного внимания. Может — зря. Но бесконечно откладывать нельзя.

В середине ноября я обнял Мюи и детей. Убедился, что высаженная роща Веруна растёт столь же стремительно, как и везде. И отправился в столицу.

Повезло или нет, не знаю, у короля гостил Фирух. Монарх принимал меня в том самом бывшем кабинете Караха, при его беспутном сыночке застеклённом за мой счёт. В общем, без особой помпы. Надо было обидеться, я же — маркглей? Да ну нафиг.

Коллега, теперь равный мне по титулу, выскочил навстречу при известии о моём появлении.

— Хочу первым тебе сообщить: я женюсь! Вскоре после Нового года.

— И кто она? — хотя этот вопрос интересовал меня в наименьшей степени.

— Чистокровная ант! Младшая дочь маркглея Пирраха.

— То есть пару тебе выбрали отец и политика. Сам вживую хоть раз её видел?

— Только портрет…

При здешнем уровне развития живописи этот портрет с равным успехом может изображать женщину, похожую на Мюи или Настю. Или Инну Чурикову в фильме «Тот самый Мюнхгаузен». А также Вупи Голдберг.

— Съездил бы, посмотрел.

— И тем самым проявил неуважение и недоверие? На такое способен только такой нахал как ты, Гош. За что тебя и люблю. Пойдём к отцу. Не скрою, он очень встревожен историей с Номинорром.

— Ты встревожен историей с Номинорром? — спросил я короля после формальных приветствий. Протянул его копию дарственной грамоты с судейской сургучной печатью. — Тогда давай начнём с вассальной присяги. Я клялся тебе как глей Кираха, но не маркглей Номинорра.

— Моему предшественнику ты тоже присягал, — проворчал мой сюзерен. — Что не помешало его прикончить.

— Сам Моуи освободил меня от той клятвы. Поэтому не покарал.

Король поднялся с кресла и приблизился вплотную, чтобы глянуть в упор. Это любимый психологический приём в Мульде, на меня не действующий. Из-за роста. На расстоянии вытянутой руки монарх слишком мелкий. Приходится глядеть снизу вверх. Если дальше стоит — не так заметно.

— Налёт на Кирах — разве не божья кара?

— Нет. Банальная попытка грабежа. Айюрру я отплатил той же монетой.

— Он купил брентство на севере. На границе с Кароссой. И присягнул мне.

— Рад за тебя, король. Ты обзавёлся новым брентом. Мне остаётся лишь кусать локти, что не раздел их донага и не обыскал, выгоняя из дворца.

— Вот об этом я и хотел сказать! — бросил он, уходя от меня к окну, чтоб разница в росте не лупила по глазам. — Знаю, что сын мерзавца, --">