Юзеф Игнаций Крашевский - Валигура

– Amen!

Епископ перекрестился и, точно после молитвы нуждался в отдыхе, ехал какое-то время молча.

За ним среди вооружённых придворных, челяди и оруженосцев слышались тихие шёпоты. Казалось, они совещаются, и одни всадники приостанавливались для разговора с другими, другие наклонялись друг к другу, потихоньку что-то говоря.

Вооружённые мужи надели на голову шишаки и колпаки, кони немного живей начали двигаться и подняли головы.

Пуща с обеих сторон по-прежнему поднималась густая и высокая – чудесная свободным ростом и силой, которая черпалась из девственной земли; но дорога порой казалась такой узкой, что кортеж должен был раздвинуться и удлиниться.

Затем по правую руку всадников гуща начала редеть, расступились деревья, и все увидели зелёную поляну, которую лица высматривающих чего-то издали приветствовали весёлым взглядом.

Почти в ту же минуту епископ остановил послушно идущего коня, который поднял голову и ноздрями втянул воздух; епископ не спеша повернул голову, ища кого-то за собой.

Угадывая его мысли, к нему подбежал вооружённый муж в полном рассвете сил, с красивой осанкой, стараясь опередить вопрос. Его взгляд случайно упал между деревьями и он остановился, удивлённый. Только теперь он заметил среди поляны словно разновидность лагеря, который его так же удивил, как епископа. Все путники остановилсь и сжались в кучку. Епископ смотрел и указывал рукой на долину. Вооружённый мужчина поглядел тоже, но взгляд его напрасно изучал зрелище, которое ему представилось, не в состоянии дать себе отчёт в нём.

На зелёной поляне, на опушке леса, неподалёку от путников, был разбит белый шатёр с развевающейся над ним белой хоругвью, отмеченной чёрным крестом. За ней у желобов подкреплялись сильные и рослые кони. Виден был зажжённый костёр, возле него около двадцати мужчин в доспехах, огромного роста, рыцарское ремесло которых угадать было легко. У шатра на пнях сидели отдельно два начальника, на плечах которых были белые плащи с чёрными крестами.

Около шатра и костра суетились люди.

Епископ смотрел, точно желая что-то припомнить, и через мгновение улыбнулся. Вооружённый человек, который к нему прибежал, как раз хотел пуститься вперёд, дабы достать верную информацию, когда священник дал ему знак.

– Это братья госпиталя св. Марии, немецкого дома! Я видел их с этими плащами в Риме… но откуда тут у нас взялись!

– Могу ли съездить спросить? – отозвался вооружённый.

– Это не нужно, – сказал епископ мягко, – не могут это быть иные, только посланники ордена, за которыми посылал брат пана нашего, Конрад Мазовецкий… Они, наверное, сбились с пути, а я рад, что увижу их и поговорю с ними…

Товарищи епископа ещё с любопытством сковозь кусты разглядывали маленький лагерь, когда пастырь дал знак, и все тронулись с места к долине.

Топот коней и звон оружия только теперь, должно быть, привлекли внимание людей в лагере, которые, немного беспокойные, сосредоточились. Поднялись два белых плаща, поглядывая в сторону леса. А затем епископ, а с ним и вся его дружина появились из леса и, подъехав немного, когда весь кортеж вышел из него, остановились.

Едва несколько сотен шагов разделяли две эти группы; но день был ещё белый, обе группы хорошо могли друг к другу присмотреться.

И по одежде, и по кортежу те, что стояли лагерем, должно быть, догадались о церковном сановнике; первые задвигались и после короткого совещания два белых плаща стали медленно приближаться к стоящему на коне епископу, который решил их ждать.

Теперь он лучше мог на них поглядеть.

Два рыцаря, которые ещё не имели времени снять с себя доспехов, а шишаки несли в руках, были огромного роста, сильные и плечистые мужчины, словно созданные для своего ремесла, которое светилось из их глаз.

Не много по ним было видно монахов и монашеского духа и, если бы не эти плащи, а на них кресты, с трудом можно было бы угадать братьев, связанных благочестивыми клятвами. Старший из них, который шёл первым, быстрые чёрные глаза уставил на епископа, и хотя по кресту и облачению мог узнать в нём высокого костёльного сановника, вовсе не принимая покорной осанки, рос в гордости, медленно подходя к нему.

Другой, следующий за ним, с более светлыми волосами, красным светящимся лицом, диким взглядом, шёл также, с гордостью поднимая голову.