Уильям Вудворд - Вздор

вспомню наш разговор.

– Сейчас либеральный век, – продолжал он. – Некоторые из лучших книг за последнее время были написаны в защиту либерализма. Проза вроде Уолтера Петера [Автор «Мария Эпикурейца», «Ренессанса» и «Воображаемых портретов» – известный эстет, предтеча Уайльда] относится к их числу. Какой замысел вашего романа?

– У меня нет никакого замысла. Мне просто-напросто пришло в голову соединить вместе нескольких действующих лиц и посмотреть, что из этого получится. Я надеюсь, что эти лица будут что-нибудь делать по их собственному соглашению. Если я предоставлю им возможность достаточно долго друг с другом разговаривать, они уговорят друг друга затеять какую-нибудь кутерьму. Так бывает в жизни.

– Но художественное произведение не вполне похоже на жизнь, – сказал он. – Жизнь, это – бесконечный поток, в то время как художественное произведение имеет определенное начало и конец. Это нечто самодовлеющее, целый замкнутый в самом себе мир. Художественное произведение должно быть так же замкнутым, в том случае, если хочет войти в литературу. Предполагаю, что вы попытаетесь написать художественное произведение. Не правда ли?

– О да, художественность – это моя цель, – сказал я. Я хочу стать настоящим писателем.

– В таком случае вы должны твердо запомнить, – продолжал великий писатель, – что художественное произведение должно иметь определенную тему, в нем должно быть вступление, какая-нибудь проблема, эмоциональный конфликт и развязка. Все вы можете окутать иллюзией реальности… И притом каждый должен испытать страдания, прежде чем возьмется за перо. Страдали ли вы?

Я отвечал, что страдал достаточно.

– Это хорошо, – заметил он решительно. – В страданиях узнаешь жизнь.

– Позвольте вас поблагодарить за советы, – сказал я и собрался уходить, но он любезно возобновил разговор с вежливостью людей, которые уже почти выполнили задачу своей жизни.

– Давным-давно, – сказал он, предаваясь приятным воспоминаниям, – в те времена, когда я писал рассказы и романы, у меня был обычный прием, в успешности которого я блестяще убедился: я создавал моих главных героев и потом оставлял их с тем, чтобы они набрались плоти и крови, оставлял иногда на целые годы, прежде чем воспользоваться ими в своей книге.

Он мечтательно постукивал по краю стола красного дерева своими тонкими белыми пальцами.

– Флобер поступал так же, – прибавил он, и в тоне его звучало уважение.

– Вы хотите сказать, что, создав своих героев, я не должен пускать их в книгу раньше, чем они созреют, – сказал я.

– Да, если вы поступите иначе, – рассуждал он, они останутся невыпеченными. Вы можете достигнуть реальности, только дав своим героям созреть, а ведь подлинное художественное произведение есть отражение реальности.

4

Великий писатель дал мне хороший совет. Чем больше я думал об этом, тем яснее сознавал правдивость всего того, что он мне говорил. Я знал, что для книги прежде всего мне нужен хороший, крепкий герой, и сразу создал Майкла Уэбба.

– Майкл, – сказал я, кладя ему руки на плечо, – вы родились до срока, мой мальчик, но я пошлю вас шататься по белу свету, и вы дозреете. Я не хочу, чтобы вы оказались невыпеченным. Это был еще не вполне сформировавшийся, застенчивый юноша двадцати лет, с широкими ступнями ног и большими руками, обычный вид большинства молодых людей этого возраста. Его пыльный измятый синий костюм казался слишком широким в одних местах и слишком узким в других.

– Хорошо, – сказал он покорно, когда, вы думаете, я вам понадоблюсь?

– Сейчас сообразим! Теперь вам двадцать лет… Вы мне понадобитесь через четырнадцать лет, – вычислил я. – Да, совершенно верно! Вам будет тридцать четыре года, когда вы появитесь в книге, так что у вас остается еще четырнадцать лет. Разумеется, вы понимаете, что это – условные четырнадцать лет. Это всего три часа по часам – одна глава романа.

– Я понимаю, – заметил он так, будто действительно вполне понял, хотя я уверен, что он совершенно не понял. – Я понимаю – четырнадцать лет для меня. Только это меня и интересует. Мне нет никакого дела, сколько это будет по часам или в романе.

– Хорошо, рассчитывайте на четырнадцать лет и будьте здесь вовремя. Будет ужасно, если роман затормозится из-за того, что вас нельзя будет найти.

– О, я буду здесь! – сказал он простодушно и тем веселым тоном, к которому --">