Маша Трауб - Бабушка, которая хотела стать деревом

болела. У маминой соседки по палате не было молока, и ее ребенок, мальчик, плакал, а женщина, тоже заливаясь слезами, терзала свою пустую грудь. Мама встала, подошла к ней, забрала ребенка, он жадно присосался к огромной груди и зачмокал. Его мать продолжала плакать. Мама кормила ее сына все положенные часы кормления. Все дни, что они провели в роддоме. Медсестра приносила сверточек и сразу отдавала его маме. Она заранее мыла грудь над раковиной, вытирала полотенцем и прикладывала чужого ребенка. Малыш разъел соски, и после кормления мама мазала грудь зеленкой – тогдашним средством «от всего». После кормления отдавала ребенка его матери, и та качала спящего сытого сына, капая на пеленку слезами.

При этом мама со своей соседкой по палате почти не разговаривали. Даже совсем не разговаривали. Мама всегда так себя ведет, когда думает или очень волнуется – замолкает, немеет. Женщина приняла это молчание и не лезла с разговорами. Со стороны это, конечно, смотрелось странно – молчаливое кормление, передача ребенка, слезы у одной и плотно сжатые губы у другой. Но им было наплевать на всех остальных мамочек, которые болтали, обсуждали мужей и свекровей, перебирали имена для новорожденных. Мама и ее соседка по палате понимали друг друга без слов и вели молчаливый диалог. Соседку выписывали раньше. Мама нацедила для нее две бутылочки «в дорогу», и еще несколько пакетиков лежали замороженные в холодильнике в коридоре. Должно было хватить, пока не купят смесь.

Муж соседки привез на выписку конфеты, коньяк и цветы для медсестер и врачей.

– Скажи – что? – спросила женщина у мамы, потому что уже поняла, что деньги, духи и все остальное она не возьмет.

– Билет в СВ, – ответила мама. Билеты тогда можно было только «достать», а об СВ – только мечтать.

– Куда? – уточнила женщина.

Мама назвала место, которое было отмечено не на каждой карте.

– Будет, – пообещала женщина.

Мама кивнула и передала ей сына, которого покормила в последний раз.

Через неделю она проснулась, посмотрела в больничное окно, потом на тумбочку, где лежал билет, и решила, что нам пора. Она пошла к врачу и сказала, что забирает дочь и едет домой. Врач отвлекся от бесконечной писанины и снял очки.

– Ну знаете… – развел он руками. – Таких рожениц в моей практике еще не было. Вы хоть понимаете, что рискуете здоровьем своего ребенка? Что у нас температурный режим, что она на капельнице? Не пущу.

– Пстите. Под расписку обязаны. – Мама была непреклонна. Врач с ней не спорил. Тоже, кстати, удивительный факт. Впрочем, они друг друга поняли еще в тот момент, когда она меня рожала. Маме понравились очки доктора, перевязанные в том месте, где дужка, веревочкой.

– Почему вы новые очки себе не купите? – спросила она между схватками.

– Не хочу. Мне эти нравятся, – ответил врач.

Мама всегда вспоминала, что у того доктора были очень красивые морщины, круги под глазами, которые ему удивительно шли, и теплые руки.

– Он тебя так держал, когда ты родилась, будто сокровище, – рассказывала она мне. – Было видно, что ты ему нравишься. Он тебя рассматривал, как картину.

– Девочка красавица, как мама. И характер такой же, – объявил он, кладя меня ей на живот. – Очень своевольная девочка.

– Доктор, а у вас есть дети? – спросила мама.

– И дети, и внуки. Только я им не нужен. Они уже взрослые. А вот этим, – он одним пальцем погладил меня по голове, – нужен.

Мама написала расписку: «Получила одну живую девочку. Дата, подпись» – именно в такой чудовищной формулировке – и поехала домой. Из дома она позвонила своей маме, моей бабушке, которая жила далеко, в северокавказском селе, и сказала, что приедет. Не одна, с внучкой. Бабушка, которая собиралась к маме на роды через месяц, упала в обморок рядом с телефоном.

В селе все новости разлетаются быстро. К тому моменту, когда мама вышла из вагона – поезд стоял две минуты, – все было готово к ее приезду. Меня положили в узенькую деревянную люльку с прорезью, куда вставлялась баночка для мочи. Люлька была выложена овечьими шкурками для тепла.

Дома у бабушки, помимо люльки, лежали выстиранные и выглаженные пеленки. На столе горой – погремушки, рукавички, чепчики, одеяла. Отдельной стопочкой сложены ползунки и распашонки. Все принесли соседи.

Рождение ребенка… То, что может сделать маленький человечек, не может сделать никто. Когда мама зашла в дом, там сидела бабушкина двоюродная сестра – тетя Варя. Они с --">