добиться.

Но, тем не менее, грамоте мальчика научили. Они познакомились, когда Блэйку было тринадцать, а Уламу – четырнадцать. Они учились на одном курсе, но никогда не общались. Тайлер ни с кем не общался. Но этот мальчик, что играл на пианино, не обращая ни на кого внимания, такой молчаливый и все время хмурый, просто не мог не привлечь вечно испуганного взора скромного и худенького мальчишки. Но какими же были ловкими руки этого светловолосого проныры. Наверное, Тайлер бы и не заметил, как тот пытается стащить из-под его носа пару монет, что мать дала ему на пропитание, если бы Альберт Улам по своей неосторожной случайности не задел его и не испугал до полусмерти, от чего Блэйк упал в обморок.

Когда он очнулся Альберт, этот сильный мальчишка, что был чуть ниже самого Блэйка, держал его за плечи и испуганно, ничуть не меньше чем сам Блэйк смотрел на него.

Так они и познакомились. Альберт учил Тайлера читать и писать, порой даже угощал его теми сладостями, что приносил из дома, а Тайлер помогал Уламу с музыкой. И так зародилась их крепкая дружба. И хотя Альберт получил образование, он так и не смог оставить своего друга одного. Ему было сложно представить, что случилось бы с Блэйком останься он в этом мире один. Его многое пугало, люди осуждали его за его глуповатый внешний вид, за его манеру общения, и, наверное, из всех живущих только Альберт понимал его и принимал таким, какой он есть. Ну, а Тайлер, принимал Улама с его надменной дерзостью и порой грубой вульгарностью, не подобающей музыканту.

От матери у Тайлера не осталось ничего, кроме бедной квартирки и крошки-сестры. Долгое время ее хотели отдать в детский дом, но Тайлер оказался настойчивее. Уж что касалось Карли, то она, наверное, была единственным, ради кого он готов был забыть о страхе. И тогда он забыл. Он тогда забыл о том, как не любил выходить из своего дома, из своей уютной норки, из которой он выбирался лишь на работу и на редкие вечерние прогулки. Он оббежал едва ли не весь город. Он в лицо, не стесняясь своего врожденного заикания заявил едва ли не мэру города, что найдет способ вырвать сердце любому, кто только волосок тронет на голове Карли. Конечно, не дословно, но имел в виду он именно это. По крайней мере, пытался.

И они жили мирно. Из старшего брата и крошки-сестренки получилась крепчайшая семья. Маленькая, бедная и осиротевшая в своем роде, но это была семья. И Тайлер души не чаял в этой девочке не меньше, чем в музыке. И никто не смел утверждать обратного или усомниться в этом.

Тайлер с детским и восторженным молчаливым умилением смотрел на свою маленькую сестренку, которая спала на кровати. Чувствовал ли он себя ее братом каждый раз, когда укутывал ее в одеяло и целовал в лоб? Наверное, лишь отчасти. Ведь помимо братских чувств в нем было и что-то отцовское. Он не знал, что такое любовь отца, а от матери порой получал лишь скудную похвалу. И поэтому Карли, когда он забрал ее еще совсем беззащитным и новорожденным комочком, он пообещал отдать всю ту любовь, которой не познал сам. Он пообещал, что заменит ей всех тех, кого ему заменять было уже некому. И, надо сказать, с этим он не прогадал. Девочка любила его и только его. И так как она любила своего брата не только в три года, но и после, так ребенок, наверное, мог любить только свою мать.

Карли любила спать днем, когда была еще совсем малышкой. И в тот день она тоже спала. В день, когда Тайлер сделал первую запись в своем пятом дневнике.

Дневники Блэйку посоветовал вести доктор. Но опять же из неумения Тайлером писать первые три его записные книжки была наполнены в основном лишь рисунками его тайных кошмаров и детских обид. К счастью, обиды эти остались в прошлом. Но страхи не пропали. И дневники были ему утешением. Именно в них он мог так же свободно, как и в музыке, выражать все свои мысли, не заикаясь и не делая ошибок в словах. Дневники умели слушать и не перебивать. Умели лучше любого другого хранить секрета и страхи любого, не только Тайлера. Поэтому Блэйк редко расставался с ними. Каждый из своих блокнотов он носил с собой. Порой он даже оставлял вместе с некоторыми записями меж страниц билеты на концерты, которые перепадали ему по счастливой случайности, фантики от конфет из детства, которые он ел так редко, как мог представить себе лишь самый бедный сирота, и вырванные из нотных листов станы, которые вызывали у него наивысшее наслаждение во время игры, когда как все остальное произведение казалось --">