Михаил Резин - Бегство талой воды (СИ)

из неразрывного и круглого мелькания и шипения колес, сосущих воду с непросыхающих дорог присосками протекторов. Под зеленым корнем, - говоришь ты. Я понимаю. Мне не надо лишних разъяснений: корень порос мхом, это старый корень старого и, видимо, мертвого дерева, которое выпало из своего гнезда, как зуб из десны, и оставило яму с "зелеными корнями" (метафорическое зрение детства). Конечно, клад под зелеными корнями - смехотворная и ни в коем случае не удовлетворительная причина к бегству для тех, кто за окнами. Сами они никогда бы не поддались на этот ничтожный (их глаза уменьшают, как перевернутый бинокль) соблазн. Но как раз тут, злорадно и надменно гогоча над нами, они не уловили первопричины нашего поступка. Мы уходим не "к", а "от", суемудрые. В конечном итоге, мы уходим не к кладу, а от вас. Я не боец, ни воин, выжегший в себе или от рождения не имеющий того, что болит. У меня болит все. Я уязвим со всех сторон. Муха, поднявшаяся с жирного стола и толкнувшая в меня суетливыми крыльями порцию воздуха, способна вызвать у меня дурноту и судорогу омерзения. Атмосфера, которая почему-то остается прозрачной для них, для их недобрых построений и глумливых взоров, которая не сгустилась и не почернела до черноты угольного нутра, кажется мне изощренной предательницей, тайным недругом, возненавидевшим меня еще до моего рождения. Их слова - тяжеловесные армейские граненые гранаты - рвутся повсеместно и всевременно, осколки искромсали мне уши, барабанные перепонки - посмотрите! - превратились в шелестящие на ветру лохмотья. Оттого-то я часто и не слышу тебя, малышка! Я не смогу отстоять тебя, защитить тебя, сражаться за тебя со всеми, кто пожелает что-то с тобой сделать: поймать взглядом (их клейкие, из цепкие, их прицельные взгляды - язык муравьеда, сдобренная медом удавка) и посадить в вонючий свой мозг, в свой хлев, в свою коммуналку и совершать над тобой гнусности, нечистой мыслью своей и блудливой фантазией срывать с тебя одежды, истекать мутной слюной и мутным бесплодным семенем; или, как ржавой острогой , зацепить бряцающим языком, этим проволочным помелом, вздымающим сор и обрывки туалетной бумаги с характерными коричневыми звездами, этим куском жести, сметенным ураганом окраинной крыши, жалко и оскорбительно скрежещущим куском жести, что несется, подпрыгивая, за тобой по улице, движимый инфернальной силой; или настичь прикосновением, этим отвердевшим, материализовавшимся ублюдком мысли, рычагом, свинченным из дурной наследственности, убитых способностей, разбухшей, страдающей водянкой похоти. Я не смогу вырвать тебя из жизни, из этого терновника, где любое движение - шип в тело. Не смогу спасти от грубости идиотов и циников, властолюбцев, женолюбцев, ревнивых жен и безумных свекровей, от юнцов с рожами щелкунчиков и нетерпеливыми руками гинекологов-самоучек, что промышляют душными - удушающими! - вечерами в тесных и невыносимых, как шерстяные кальсоны с начесом в жару, переулках, проулках, тупиках. От всех этих мясных мух города. Мне не уберечь тебя от изнурительной, обворовывающей душу работы, которая нужна будет, чтобы кормиться, одеваться, кормить и одевать детей, которые, может быть, у тебя будут, которые, может быть, не умрут во время родов, после родов, в первые дни жизни, которые. Может быть, не родятся чудовищами без лица, без ушей, с раздутой от мозгов кожей вместо черепа, с подобием розового безволосого курдючка, начиненного мягким орехом извилин. Я не заслоню тебя от унизительного счета и экономии на самом нужном, первостепенном, от денег взаймы и робких извинений, что вернула не в срок. Не смогу согреть твои руки, которыми ты будешь держать совок или метлу - инструмент подрабатывающей гражданки, падчерицы своей страны, чтобы получить полставки, четверть ставки и попробовать свести концы с концами и не отвечать скромно- согласно-порочным мановением ресниц на приглашение мерцающих, как электронный циферблат, глаз начальника: русского или брюнета, грузина или чеченца, старика или моложавого, полного или вихляющего в своем приятного цвета в полоску костюма, как палка в рукаве пугала. Он высосет тебя и бросит, и ты повиснешь, обмотанная сухой паутиной, и лицо твое будет соткано из паутины, и взгляд потухнет от густой и пыльной сети неотвратимых воспоминаний. Меня оторвут от тебя, как бинт от раны, я не смогу даже покормить тебя, как делал это раньше, даже поднести ложку ко рту - деревянная, с полустертым узором ягод и --">