Дмитрий Александрович Метелица - Четыре (СИ)

ароматов, а главное, наспотыкавшись и набив ноги об острые булыжные углы, мы решили поступиться хорошим обзором и пойти по звериной тропе у самой кромки леса, не зная, что ждёт за поворотом. И так встретили первого медведя. Ветер дул исключительно в нашу сторону, а мишка увлечённо рылся в пахучих грудах морских даров и не ведал об изменении диспозиции. Причём находился в какой-то полусотне метров от нас. А если верить большинству инструкций о действиях при встрече с медведем, пятьдесят метров - то расстояние сближения, когда можно начинать беспокоиться. Поэтому первым делом мы увеличили это расстояние на треть. Надо заметить, довольно трудно с рюкзаком пятиться по камням, скромно потупившись, чтоб не сверлить косолапого взглядом, но стараясь не упустить его из виду и не запнуться. Отойдя, воспользовались советом местных и принялись стучать ложками по котелкам - зверь этот, мол, металлических звуков не любит (наверное, с охотниками соотносит). Привлечь внимание удалось не сразу, но, наконец, он обернулся и - верно пишут, что медведи подслеповаты - встал на задние лапы, потянувшись носом вверх. Впервые я узрел это вживую, и косолапый вырос в моих глазах во всех смыслах - утроился в росте и превратился из мишки в Михаила Потапыча. Перед нами стоял взрослый, крупный хищник, нащупывая носом верхние воздушные слои, а в следующий миг взметнулся в длинном прыжке, покрыв за раз десяток метров, и скрылся в лесу.

Следующего зверя удалось увидеть не целиком - напарник только сказал: "Смотри, медведь!", я вскинул глаза, но успел заметить лишь бурую мохнатую задницу, исчезающую за деревьями. А вот третий, средних размеров зверь, заставил нас понервничать. Сначала совсем не реагировал на грём посуды, затем долго рассматривал двух дураков без чувства ритма, решивших сыграть на котелках и кружках, а потом направился в нашу сторону.

Неторопливо, переваливаясь с боку на бок, замирая, словно задумавшись, и вновь приходя в движение, медведь сделал шагов пятнадцать. За это время я сделал две вещи: зарядил "сигнал охотника" и очень отчётливо понял, что больше заготовочек нет. Ракетница была однозарядной, но если даже удалось бы ввинтить новый патрон и взвести пусковой механизм, совершенно не факт, что второй выстрел (в небо, разумеется) произвёл бы на животное большее впечатление. А бежать некуда - справа море, полтора километра мелководья с ледяной водой, слева скудный северный лес из тонких невысоких деревьев и густых кустов с переплетёнными ветвями, будто специально растущими, чтобы не пропускать путников вглубь. И всё.

Такие мысли рождались в голове, но жути не было - возможно, потому, что к уединенциям с медведями я готовился, и первые из них завершились мирно. Жуть - это когда заново осмысливаешь выражение "жизнь пронеслась перед глазами": она действительно проносится, но чередой самых глупых эпизодов бытия, заключительным слайдом которой запечатлевается картинка последней дурости. Обычно в путешествии, попав в историю с потенциально печальным исходом, я автоматически представляю заголовок в рубрике "курьёзы" местного издания - например, какой-нибудь "Омский вестник" однажды мог опубликовать заметку "Турист из Москвы умудрился насмерть замёрзнуть в рождественскую ночь", а заголовок "Стая собак загрызла незадачливого москвича в пригороде Екатеринбурга" достойно смотрелся бы в выпуске "Свердловской правды". И сообщение "Столичные туристы накормили медведя" развлекло бы десяток читателей таблоида "Кандалакшинский звонарь".

А потом походникам из столицы, регулярно будут поминать: "А, москвичи! Ходили тут двое по заливу. Съедены...". В такие эпизоды остро чувствуешь ответственность за репутацию малой родины, и без того всеми нелюбимой и проклинаемой. Начиная практиковать автостоп, я каждый раз с замиранием сердца ждал вопроса водителя: ты, мол, откуда? И со вздохом отвечал: из Москвы, мол. И тут начиналось: из Москвы-ы-ы! Вот, дескать, москвичи всё скупили, всё продали, всё пожрали!.. Единожды я сталкивался с реакцией собеседника, подобной моей - пермский водила, у которого я полюбопытствовал о месте работы, тяжело вздохнул: "Нас никто не любит...". "Гаишник?" - предположил я. "Хуже, - заинтриговал тот, - фээсбэшник." Я не нашёлся, чем его утешить. Что же касается московской темы, со временем удалось найти ответ, снимающий претензии к уроженцам столицы: я принимался объяснять, что москвичей, по

--">