Леонид Викторович Зайцев - Игры времени. Дилогия

здоровым цветом кожи и молодецким румянцем, и что-то похожее на смесь грусти и глубочайшей усталости затаившейся в его глазах.

– Скоро будет буря, – так и не дождавшись ответа, произнёс Сайман, переводя взгляд на горизонт, где едва угадывалась граница леса. – Тебе не выстоять против неё, уходи.

Артур, наконец, оправился от потрясения, вызванного цветочно-травяным пленом и внезапным появлением друга. Медленно, стараясь не делать резких движений, дабы не вызвать нового приступа цветочной агрессии, он повернулся к другу уже всем телом. Коварная растительность отнеслась к этому его маневру достаточно спокойно, не утратив, впрочем, контроля над его нижними конечностями.

– Сайман, – неожиданно хриплым голосом произнёс он, – где это мы?

– Не мы, а ты, – пожал плечами молодой человек, – меня здесь нет.

– То есть, как нет? – Не понял Артур. – Я же вижу тебя, я говорю с тобой! Сайман, объясни мне, наконец, что происходит?

Парень снова пожал плечами, всем своим видом показывая, что не собирается ничего никому объяснять, и лишь только повторил:

– Скоро будет буря. – И добавил, – Она изменит всё, больше ничто не останется прежним. И ты тоже, если не уберёшься с её пути.

Артур попытался вспомнить то, как он вообще очутился в этом месте, но, как он не напрягал память, так ничего и не вспомнил, словно кто-то плотно затворил дверь в прошлое, словно он всегда был здесь от самого сотворения мира.

– Как же я смогу уйти? – Всё же поинтересовался он у странного собеседника, слегка похлопав себя ладонями по опутанным травами бёдрам. – Ты только что сам не советовал мне пытаться вырваться из этой ловушки!

Ему показалось, только показалось, что его друг улыбнулся ему, правда, самыми уголками почти бесцветных губ. Тот, которого по его собственным словам здесь не было, смотрел на него так… Как так? Да так, вдруг понял Артур, так, как будто и его здесь нет! Наваждение. Весь этот мир, эта равнина, трава и цветы, это небо и солнечный диск на подходе к зениту, всё это наваждение, иллюзия! Но дальнейший ход его мыслей прервал, а после и вовсе заглушил ещё отдалённый, но всё нарастающий рёв.

Артур повернул голову на звук и увидел, как над синеватой кромкой далёкого леса появилась сперва узкая угольной черноты полоса, которая тут же стремительно начала расширяться, поглощая сияние неба, и надвигаясь на друзей со скоростью курьерского поезда и гулом реактивного самолёта. Липкий ужас холодным потом покрыл всё тело Артура. Он видел, это была не просто буря, а супер ураган – король среди ураганов, не просто сметающий всё на своём пути, а будто ластик стирающий рисунок этого мира с листа из альбома мироздания.

– Уходи! – Перекрывая грохот и завывание стремительно приближающейся чёрной стены, прокричал в последний раз Сайман. – Тебе не остановить его в одиночку!

Почему в одиночку? Успел ещё подумать Артур, как твёрдая словно гранит, чёрная как антрацит, мерцающая всполохами молний стена ударила его, сминая и разрывая на части призрачную плоть…

И тогда он проснулся.

Эхо его крика ещё затихало где-то под потолком спальни, смятые в бесформенную груду простыни, были мокрыми от пота, та же липкая субстанция покрывала всё тело, собираясь в крупные капли особенно на висках и груди.

Сон, это был только сон, успокаивал он сам себя. Но ведение было столь реалистичным, что Артур ещё четверть часа пролежал в постели без движения, медленно приходя в себя. А вечером того дня он долго не ложился спать, опасаясь, что ужас вернётся. Но кошмары больше не мучали его в эту ночь.

Часть первая. Глава первая.

Самая ответственная и самая трудная часть работы при проведении темпоральной реконструкции истории, это анализ донесений разведчиков возвратившихся из командировки в разрабатываемый в данный момент отрезок прошлого. Затем сопоставление этих сведений с такими источниками, как многочисленные летописи, воспоминания современников и мемуары участников тех событий, и построение на его основе наиболее точной картины минувшего.

Главной трудностью были неточности и разночтения, а часто и просто фальсификации сплошь и рядом допущенные современниками при описании того, что происходило в мире на их глазах. Каждый летописец старался в первую очередь угодить своему сюзерену, будь то царь, король или падишах. Одни преувеличивали значение событий, раздувая в своих писаниях --">