Алексей Анатольевич Притуляк - На склоне лет, в эпоху стекла и камня

серьёзность, был человеком добрым и чутким. Он моментально представил себе каждодневную жизнь дедушки: его одиночество, недостаток общения, невозможность устроить себе вылазку в парк Космонавтов, и много чего ещё. Теперь, с новой точки зрения, самолётики совсем не выглядели хулигански-издевательскими, а приобрели оттенок печальный и душещипательный. А ведь мало того, у человека ещё и с головой не всё ладно. От одиночества, наверное.

"Ай-яй-яй... - сказал себе Станислав Геродотович. - И что ж теперь делать?.. Ай-яй-яй, знаете ли..."

- Может быть, вам помочь? - крикнул он в кухню.

- Нет-нет, не беспокойтесь, - был ответ.

Пораздумав, Станислав Геродотович решил, что попьёт с хозяином чайку и уйдёт. Ничего, конечно, ни про самолётики, ни про захламление улиц говорить он не станет.

Отшумел в кухне чайник, отзвенела посуда; Глеб Родионович вернулся, держа на коленях небольшой поднос с чашками и коробкой чая, а в руках — вазочку с печеньем. Потом сделал ещё один заезд на кухню и возвратился с пыхтящим чайником.

Хозяин сам начал разговор на отставленную Станиславом Геродотовичем тему.

- Я видел, мой ястреб обошёлся слегка невежливо с вашим лицом... - робко сказал дедушка после первого надкуса рассыпчатого сахарного печенья, когда они снова сидели друг напротив друга за дымящимися чашками.

- Пустяки, - отозвался гость. И, не сдержавшись: - Меня, собственно, больше обеспокоило захламление наших и без того не очень чистых улиц.

- Понимаю, - стыдливо опустил глаза Глеб Родионович. - И сто раз уже говорил себе... Но поделать с собой ничего не могу. Я, с позволения сказать, марсианин.

- Я уже понял, да, - кивнул Станислав Геродотович. - Но это же не повод: не имеет никакого значения ваша принадлежность к той или иной расе, планете, или... как там её... тентуре, спирали и антитентуре. У себя на Марсе вы, небось, не пускаете из окна самолётики.

- Да только этим и занимался! - запальчиво возразил Глеб Родионович. - А про, как вы изволили выразиться, тентуру и про "не имеет значения"... В нашем случае — имеет. Я ведь, знаете, на Земле не один.

- Вот как, - Станислав Геродотович взглянул на него с любопытством.

"Похоже на случай раздвоения личности, - подумал он. - Забавно, забавно..."

- И сколько же вас? - поинтересовался он.

- Меня много, - неопределённо ответил "марсианин". - В смысле — нас.

- Ах-ха-а-а... - Станислав Геродотович даже наклонился к дедушке, впиваясь взглядом в его лицо. И быстро спросил: - Сколько?

Он и сам не знал, зачем ему нужно это вымышленное число вымышленных марсиан.

- Э-э... Постойте... Так-так-так... - забормотал Глеб Родионович, задумчиво вращая глазами. - В прошлом месяце одиннадцать тысяч... Плюс... Кхм... Память-то у меня, знаете ли... Вычтем ушедших... плюс в седьмом квартале... минус... та-ак... Получается...

Он остановился и растерянно взглянул на собеседника.

- Вам, простите, точную цифирь?

- Нет-нет, - махнул рукой Станислав Геродотович, - не играет. Можно весьма приблизительно.

- Ага... - облегчённо вздохнул дедушка. - Ну, тогда что-то порядка двух миллиардов восьмисот миллионов человек. - И тут же поправился: - То есть, марсиан.

- Вот как! - почему-то обрадовался Станислав Геродотович. - Замечательно! Превосходно!

"Значит, у больного... как это получается... раздвамиллиардавосемьсотмиллионивание личности. Так?.. Какой интересный случай! Надо будет обязательно позвонить Цесаренке".

Цесаренко был главврачом городской психиатрической больницы номер два. Станислав Геродотович знал его со студенческих времён — учились в одном институте. Тарас Владленович Цесаренко любил повторять, что "Лучше уж, альмаматерь вашу, быть главврачом в психушке, чем мальчиком на побегушках в общей терапии". Это когда друзья-коллеги подшучивали над его специализацией.

- И что же вы делаете на матушке Земле? - поинтересовался Станислав Геродотович.

- Пускаю самолётики из бумаги, - улыбнулся Глеб Родионович. - Вот, знаете ли, натурально сижу и пускаю самолётики. Вы не поверите, это удивительно: самолётик просто летит, да, просто летит, летит, кружит, опускается и наконец падает на землю. Божественно! Восхитительное зрелище!

"Ну вот, - подумал Станислав Геродотович, - нате вам: симптоматика во всей красе. Цветёт,

--">