(Diamond Ace) - Восточный отель (СИ)

коричневые шемизы "Баленсиага" и деревянные кресты из "Урбан Аутфиттерс" на груди, подражая ангельским сестричкам святого Павла.

Скинни не может весить больше пятидесяти килограмм, ведь в противном случае её закроют в келье с кувшином воды, пока она не начнёт срать кровью или переваривать саму себя под корейскую музыку.

Ora et labora.

Тощие суки знают Канта наизусть, Ноам Хомский для них - просто букварь, "Доктрина фашизма" - второсортный памфлет. Я всегда побаивался умных девиц - рядом с ними моя мелкобуржуазная серьёзность походит на мещанскую фанаберию.

Я подзываю Хорни и спрашиваю:

- Как её зовут?

- Все люди, - отвечает она, - делятся на два сорта: те, у кого есть друзья, и бедный одинокий Туко.

Тебя вестернами в детстве кормили?

- Рита. И да...

- Будь умницей, Малкольм. Спасибо.

Я набираю полные лёгкие пасторальной решимости, проверяю, нет ли сообщения от Пайпера, и подсаживаюсь к Рите как сраная юкка.</p>

<p style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

Чуть живой консьерж вяло машет пятнистой культёй, откашливая: "Доброго вечера вам и вашей обворожительной спутнице, мистер Фаулер!" - и улыбается, обнажая сгнивший пародонт.

Рита останавливается посреди лобби и как-то мадригально шепчет:

- Уф, надо же... тот самый мистер Фаулер.

- А я-то думал, в монастырях моё лицо на туалетной бумаге печатают.

Рита лишь молча вызывает лифт, сжимая крепче мою руку.</p>

<p style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

2</p>

<p style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

Мы не разуваемся.

Я толкаю её на кровать и расстёгиваю ремень.

Она говорит:

- Подожди.

Снимает распятие, отщёлкивает надпись INRI и высыпает на прикроватную тумбу белые кристаллы, растирая их в пыль основанием креста.

Я спрашиваю:

- Что это?

- Пудра. Помогает с диетой, - она подмигнула.

Ora et labora.

Мы одни. Умираем здесь, на влажных простынях, отправляя сигналы и новости мира каждой звезде. Захлёбываемся в дофамине, но никто не придёт нас спасать. Нас не нужно спасать. Мы избавляемся от всего, что нам так знакомо. Шум поглощает нас, и мы оказываемся в расщелине посреди скал. Наши мысли утекают по объездным дорогам. Рефлекты встречных огней и дальнего света мелькают на стенах, маяк на той стороне залива истекает красным - мы в левой от безопасного сектора области.

И мы правы. Мы одни и мы правы.</p>

<p style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium;">

Рита тушит сигарету, затягивается пудрой и хрипит, потирая ноздри:

- К слову о генеалогии, мистер Фаулер...

Ничего нового.

Зачем "Наблюдателю" мнема, Малкольм? Ты ведь тоже сдаёшь, Малкольм?

Но Малкольм - сурдокамера, в которой без эха звучит приглушённый ответ:

- Янемогусказать.

Рита боговдохновенно кивает и резюмирует:

- Мне, честно говоря, насрать.

- Тогда почему скинни не сдают?

Впервые за ночь Рита стёрла усмешку с потрескавшихся губ и уставилась на открытое окно.

Взгляд на две тысячи ярдов.

Я видел людей с таким выражением лица.

Оно было у меня самого. Или будет.

- Потому что мы чужды сами себе, мистер Фаулер. Что с нами станет, если мы утратим объедки доверия к самим себе? Вот ты - ты доверяешь себе?

- Всякий раз, - говорю, - когда я открываю глаза, мне кажется, чего-то не хватает. Но нужно ли мне то, чего как будто бы не достаёт, янезнаю.

- Тяжело знать, когда не помнишь.

- Зато спится - весьма крепко, а реально только то, что происходит.

- Ханжа долбаный.

Вероятно, я дал ей минуту, чтобы объясниться, но так и не дождался

--">