Виктор Леонидович Перестукин - Последний довод главковерха

Что скажешь, ясновидец, — поинтересовался с легкой издевкой, — правы наши слухачи, или врут, как обычно?

— А тут не надо быть ясновидцем, товарищ полковник, — разыгрываю я простачка, — достаточно подключить простую логику, чтобы понять, что загонять в эти буераки тяжелые гаубицы фашисты не будут, ни к чему это. И воткнут они свои батареи вот сюда, я бы лично так сделал.

Я указал ногтем мизинца в место на карте, далекое от заштрихованного карандашом района.

— Ты не пальцем в карту, ты пальцем в небо попал, Лапушкин! — Откровенно злорадствует Винарский. — Никакого тактического понятия о размещении артиллерии на закрытых позициях, а еще в командиры батареи набивался. Никто не будет ставить тяжелые дальнобойные орудия так близко к линии фронта, да еще в открытом поле, где их моментально засекут, и накроют даже из полковых пушек!

— Поле открытое, но с наших позиций не просматривается. Отсюда они дальше дотянутся, а на нашу контрбатарейную стрельбу они плюют, наши корректировщики еще руку не набили, и лупят в молоко, почем зря. — Нагло упираюсь я. — Дайте карандаш.

Черчу на карте три маленьких овала.

— Вот весь их дивизион, первая батарея, вторая и третья, — поясняю я процесс комментарием, возвращаю карандаш Макарскому и демонстративно отворачиваюсь, давая понять, что спорить не намерен, а соглашаются они с моим мнение или нет, это их дело.

— Забьемся, Лапушкин, на твои золотые, — заводится с полоборота азартный полковник, — что ты с пяти снарядов их не подавишь?

— Пяти снарядов даже для одной батареи невозможно мало, а тут целый дивизион, — наверное, впервые выступает против любимого отца-командира майор, — тут при самой точной стрельбе меньше, чем полусотней делать нечего. А потом, как узнать, что батареи подавлены, они даже стрельбу не ведут?

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

--">