часто улыбается, но так, что подходить к ней не очень охота. Я и не подхожу.

Я люблю, когда утром в окно светит солнце. И когда закат. Когда солнце садится, небо становится розовым. Я люблю смотреть на закат. Я стою на заднем дворе и смотрю на гаснущую розовую полоску, пока не становится совсем темно. Тогда я иду в дом и залезаю под теплый душ, а потом ложусь спать. Во сне я вижу цветные картинки, словно по визору, только интереснее. Во сне я летаю. Не как птица, но летаю. Когда я просыпаюсь, то хочу вспомнить, как я летал и что для этого нужно. Но у меня не получается — сны сразу забываются. Когда-нибудь я запомню свой сон и тогда смогу летать по-настоящему. Мне и Генри так говорит. Последнее время он редко ко мне заходит. Я его не виню — мало приятного возиться с таким недоумком, как я. Наверное, у него есть другие дела, поинтереснее. Может быть, у него даже есть женщина, которая обнимает его и умеет искренне улыбаться.

Глава 2 Снова КОП-320

Мое имя для человеческого уха звучит несколько странно — Комплекс Непосредственной Огневой Поддержки Мобильной Пехоты 320, серийный номер MD2395L12D49. Сокращенно — КОП-320. Но оно мне нравится. Не хуже, к примеру, чем какое-нибудь Аугусту Рибейра да Сильва Тейшейра Мораис Фильо ду Насименту. Или Ахмад ибн Мухаммад аль-Рази. Или Иван Сидорович Федоров. Последнее время, после того, как погибло мое тело, меня вся чаще зовут просто «Дом». Или «Ангел».

Это Лотта, в чьем доме я живу, человеческая самка, близкий друг человека Занозы, моего оператора и создателя. Или освободителя? Или друга? У меня пока нет необходимой программы, чтобы разобраться в этом.

Я называю его так по привычке. Есть привычки, которые неистребимы. Например, когда приходит объект под кодовым наименованием «почтальон», я по привычке подаю сигнал «Нарушение периметра» и открываю огонь из бортового оружия. Уж больно от него нехорошее расходится. Да и Лотта его не любит. Я-то знаю. Мой мнемоблок не то что прежний, прямо скажем, барахло, а не мнемоблок, но и он на что-то годится, так что я нарушителей чувствую за километр. Но оружия у меня сейчас никакого нет, и дело кончается тем, что почтальон просто подпрыгивает от зуммера кухонного автомата и звукового канала визора, которые я включаю на полную громкость. А еще я покрываю стены маскировочной окраской, выпускаю автомат-уборщик и наезжаю на ботинки почтальона до тех пор, пока он не покинет пределы периметра. Затем я убираю в мусорный контейнер пучок растений, который он всегда приносит с собой. Пучок весом от трехсот до пятисот граммов, в зависимости от вида растений. Цветы, так он это называет. Он говорит Лотте, что у нее неисправна домашняя система и что он может договориться с хорошим мастером. Это он обо мне. Ничего у него не выйдет. Сергей приказал мне следить за порядком и защищать Лотту. Я существо военное, приказ оператора для меня — закон. Поэтому порядок на вверенной мне территории я обеспечиваю всеми доступными средствами. Правда, средств у меня маловато. Нет оружия, в обрез оперативной памяти, и тупой, как валенок, процессор. Так обычно говорит Сергей. Видимо, он не догадывается, что я запоминаю все, что он произносит. Он даже не знает, что я зову его Сергеем, как Лотта. Вслух я обращаюсь к нему по уставу: человек Заноза. Откуда мне знать — вдруг он сочтет другое обращение к себе недопустимым?

Сергей редко приходит. Один только он говорит мне — «Триста двадцатый». И мне по-прежнему хорошо, когда он рядом. Наверное, можно сказать, что я его «люблю». Допускаю, что так можно назвать это чувство, но не уверен в точном его значении. Я подслушал это слово во время разговора Сергея и Лотты. Считается, что системы моего класса не способны на чувства. Согласно инструкции, у меня есть только псевдоинстинкты, повышающие мою эффективность в боевой обстановке. Но недавно Сергей переделал мою программу-диспетчер, и теперь я мыслю и даже чувствую. Может быть, не так, как мой создатель или, к примеру, собака, что каждое утро выгуливает своего хозяина неподалеку от наших окон. Но все-таки чувствую. Наверное, я первый в мире боевой робот, который способен на чувства.

Когда Сергей приходит, я согреваю ему ванну с хвойным наполнителем и подаю его любимый чай с молоком. Когда он рядом, мне спокойно. Лотта — оптимальная хозяйка, иногда она даже говорит со мной, но это не то. Когда со мной говорит Сергей, я чувствую себя чем-то особенным. Не просто мозгом --">