Aruna Runa - Всё в дыму… [СИ] (самиздат)

придумал: "кильтык".

И Ди, прекрасно помнивший, как жгли на кострах женщин, которые посмели облечь свои ноги в брюки, и отправляли на виселицы мужчин, к тридцати годам не зачавших потомство, хмыкал, фыркал и даже посмеивался. Про себя, конечно, – чтобы ненароком не обидеть разговорчивого четвергового Иру.

Эрих разбудил в Ди интерес – пусть слабый, но все же достаточный для того, чтобы снова чувствовать себя живым, а не собственной тенью. Интерес к народу, который называет себя "ира" – то ли старинным девчачьим именем, то ли гневом, то ли ветром. А может, и тем, и другим, и третьим одновременно? Интерес к способности Эриха выпаливать около трех сотен слов в минуту – Ди не поленился подсчитать, – ни на одно не получая от собеседника отклика и чувствуя себя при этом совершенно комфортно.

Ди склонялся к мысли, что загадочные иры не были ни женственны, ни злы, ни ветрены, а просто излишне болтливы. И в их вряд ли когда-нибудь существовавшей Ирландии воздух непрерывно звенел и жужжал, не зная тишины.

Однако, хотя сам Ди и предпочитал тишину, четверговая личность донны Лючии ему, скорее, нравилась.

Если по справедливости, то и ужин был ничего, и икры – привлекательными, и голос донны Лючии гудел симпатичным мягким баритоном. Утром, за те несколько минут, что Ди проходил от дома в гараж, садился в машину и откидывал верх, Ира Эрих успевал сообщить, что приготовит к вечеру рагу; что проклятые скоты – жители такой же мифической, как и Ирландия, Скотландии – умудрились испортить рецептуру, но Эрих ее подправит, и хозяин останется довольным; но чтоб все съел, а то вон какой худенький!

Да, Ира Эрих служил источником некоторого позитива.

В отличие, скажем, от понедельничной личности донны Лючии, когда домработница превращалась в Настасью Филипповну и ходила по дому, не выпуская из рук топора. Инструмент – или следовало считать его оружием? – мешал ей управляться со своими обязанностями, но зато Настасья Филипповна прекрасно поддерживала в порядке газоны. Приладив топорище к безжалостно затянутой корсетом талии и каким-то образом подоткнув туда же пяток накрахмаленных нижних юбок, понедельничная личность донны Лючии часами вышагивала за газонокосилкой или ползала по траве, подравнивая ее хирургическими ножницами и подметая бахромой унылой узорчатой шали.

Рычание газонокосилки, хищное щелканье стальных лезвий поначалу будили спящего Ди, и он одно время подумывал вообще избавиться от донны Лючии или хотя бы дать ей выходной по понедельникам. Но потом успокоился, привык, перестал спросонья вскакивать к окнам… Да и кто бы тогда занимался газонами?

К тому же, Ди нравились "барашки" – так называла Настасья Филипповна пышное имбирное печенье, которое таяло во рту. Почему "барашки" – этого он уразуметь и не пытался: внешний вид печенья больше напоминал усыпанный кунжутом крестик, состоящий то ли из серпа и топора, то ли из косы и гаечного ключа. Но вкус и правда – изумительный. Это несколько примиряло Ди с понедельничной личностью донны Лючии.

Несправедливым было бы роптать по поводу домработницы всерьез: его ведь сразу предупредили.

Когда Ди нашел наконец то, что искал, главврач – лечащие давно отказались от столь безнадежного случая – честно пытался его отговорить. И даже предлагал устроить официальную ярмарку, прослушивание – ну, на худой конец, собеседование. "Больница крупная, – кипятился он, – эйчарщики наши – лучшие в своем деле. Мы вам обязательно кого-нибудь подберем!"

Ди, не успевший привыкнуть к терминологии последних десятилетий, только моргал. Но на своем стоял твердо: или списанная в крыло беспросветников донна Лючия, или никто. Ну и что, что ее случай совершенно не поддается лечению? Он же не собирается лечить бедную женщину. Наоборот: Ди даст ей работу, предоставит все удобства, поселит в уютном гостевом флигеле, подарит долгую, мирную, полную нового смысла жизнь… Чего еще желать пожилой донне, не видевшей ничего, кроме обшарпанных стен психиатрической лечебницы?

"Но диссоциативное расстройство личности, мистер Грей! – восклицал главврач. – Их много! Множество! Тьма! Совершенно! Разных! Личностей! Не меньше семи! Как вы намерены с ними справляться?" Ди слабо морщился от обилия незнакомых слов и продолжал настаивать на своем, параллельно размышляя о том, что расстройство – это все-таки деление натрое, а семь – не просто не три, а почти в два с --">