Татьяна Викторовна Тихонова - Глаза-окна (СИ)

Владимир с хрустом зевнул и крикнул Катеньке:

  - Неси на стол покушать, Катерина.

  - Сам возьми, - Катя чем-то там гремела в спальне, выражая своё недовольство ранним гостем.

  Да сколько можно, ходят, как к себе домой. Проклятый шкаф. Давно его на помойку утащить надо. Катенька с грохотом переставила стул. Села на кровать. Сбросила с прикроватной тумбочки чайную, свою любимую, чашку королевского фарфора. Чашка - вдребезги. Подпоручик новую подарит, к восьмому марта, праздники здешние он уже знает.

  В открывшуюся вдруг дверь шкафа подуло нездешним сквозняком. Катя уставилась в чёрную щель. Потом вскочила и выбежала за ширму.

  Подпоручик сидел сам не свой. Владимир вздрогнул и стал падать, вцепившись судорожно за край стола. Катенька запричитала.

  - Вот дурак-то, вот дурак старый, завистник, молодым завидовать, дурачина! Ты чего это удумал опять помирать?! - заторопилась она в шкаф.

  Вышла из него, деловито поправляя на располневшей фигуре платье, которого стало не хватать; старея на глазах, покрываясь на ходу добрыми мелкими морщинками; голова её седела и убиралась в гулечку, зуба одного впереди не хватало.

   - Помееер, ой, зачем же, Володечка, ты помер...

  Она бросилась на грудь Владимиру Алексеевичу.

  Зинаида стояла у окна, скрестив руки на груди.

  - Страсти египетские, да не помер ещё, - пробормотала она, отворачиваясь.

  Посмотрела на часы и в окно. Из скорой вытащили носилки. Санитар с врачом рысью скрылись в подъезде. Зинаида поморщилась. "Что она им сказала? Бегут. Когда такое было".

  Человек шёл по улице, рассматривая старые дома, дворы, заросшие цветущими деревьями, сильно пахнущим кустарником. С деревьев ползли клочья белой ваты-пуха. Клочья катились по дороге, сматываясь в длинные клубки, взлетая в воздух вслед за проехавшей машиной. Бродячие животные, большое и с обрубленным хвостом и маленькое, с длинным непропорциональным туловищем, проследовали мимо к баку с мусором. Человек покачал головой. Неразумно, мусорно, непропорционально как-то всё.

  Однако смотрящий за ним не давал ему особенно задумываться, гнал дальше. Потому что за ним смотрящий торопил его самого.

  И человек терял нить, его мысли перебивались хором за ним смотрящих.

  Люди проходили мимо, с интересом разглядывая прохожего. Здесь все знали друг друга.

  А он разглядывал их. И удивлялся. Ему казались необыкновенными глаза этих землян, как они себя называли. В этих глазах не было за ними смотрящего, не было смотрящего за смотрящим. Глаза землян были будто сами по себе. Будто окна в их домах. Разные. В одних даже днём непонятно зачем горел свет. Другие плотно закрыты и не видно, что происходит за ними. Горшки с цветами, стопки книг, утюг, настольная лампа, лицо...

  Смотрящий за ним выругался и отключил наблюдателя. Долг и смотрящий за смотрящим требовали от него найти и забрать с собой объект. Всего лишь детскую игрушку с Виеры, ящик путешествий или коротко Фусорию.

  Один из путешественников и оставил Фусорию на Земле. Прямо вместе с кабинкой путешественника и оставил, решив отправиться со своим другом совсем в другую сторону и пересев к нему.

  Компания с Виеры долго искала дорогостоящее оборудование, потом терпеливо выплачивала неустойки за нарушение статуса несуществующего на малоразвитых планетах. И всё ещё выплачивает. "А кто-то может в зоне забвения оказаться!" - выругался на виерском человек.

  Он остановился. Черниговская, тридцать четыре. Обычный дом, один из многих на этой улице. Старый и с потрескавшейся штукатуркой. Объект обнаружили здесь.

  Сколько было потрачено времени на поиски. Сколько виновных отправлено в зону забвения, триста лет в анабиозе! Осталось забрать оборудование и исчезнуть, чтобы не оказаться там самому. Человек вошёл в дом...

  Владимир Алексеевич втянул хрипло

--">