Татьяна Викторовна Тихонова - Молчун и Океан (СИ)

часто задерживался. Потом обо мне вспомнит отец. Утром. Сожмёт в узкую полосу губы и будет долго осматривать океан. Но ничего не скажет... Они будут все эти дни ждать и молчать, и избегать говорить обо мне. А на шестой день я вернусь..."

  Пока Болтун управлялся с парусом и рулём, я ловил рыбу, растянувшись по округлому борту и опустив лесу из резанного китового уса с наживкой на костяном крючке в воду. Блики от воды слепили, клонило в сон, когда Болтун меня ткнул ногой в бок:

  - Не спи, здесь глотка косяками ходит. Оттяпает руку, да и башкой не побрезгует.

  Глотками мы называли акул-падальщиц. С голода они рвали всё, что попадало им на глаза, могли отхватить пол-весла, откусить лапы черепахе - они часто поднимались на поверхность океана и дремали на солнышке...

  Я отполз от края и зажмурился. Рыбка-мелочь выскочила из воды, обдав меня веером брызг. За ней открылся широкий зубастый ковш глотки. Хищник перехватил рыбу поперёк и, мотнув мощным коротким телом, стал уходить. Его блестящая спина, серая с синевой, была прямо передо мной. Глотка лениво шла у поверхности, не обращая на нас никакого внимания.

  Одна из моих лес, закреплённых по другому борту, дрогнула и потянулась вниз. Быстро выбирая её, я следил за блеснувшей в прохладной глубине рыбиной. Небольшая, две мои пятерни, но нам с Болтуном хватит, чтобы подкрепиться.

  Полуденное солнце припекало всё сильнее. Пот стекал по голой спине и груди. Глотнув сока выскочки из мешка, я опять застыл у своих лес.

  Болтун, заклинив руль в одном положении, дремал.

  А я представлял, как он в полном одиночестве пересекает океан на своём корыте. Идя ночью по звёздам, а днём, по своим, только ему известным приметам. Лодка его отличалась от наших. Была тяжёлой и внушительной. Он называл её деревянной. Одно время и парус был у него странный. Но парус тот быстро истлел. И руль, который он иногда называл штурвал, я увидел впервые на его дилижансе.

  Вообще, Болтун был тип сам себе на уме. То болтливый и надоедливый, он вдруг замолкал, и тогда слова из него не выдавишь. Когда однажды я спросил, не возьмёт ли он меня с собой, он неопределённо хмыкнул:

  - Приключений захотелось?

  - Хочу доплыть до края света и увидеть землю, - выпалил я.

  Болтун скривился:

  - Лучше бы ты сидел дома, малёк, - протянул он, - но это не моё дело. Ты платишь, я везу.

  Но денег у меня не было.

  - Тогда ты мой должник. Работаешь на меня - едешь.

  - Идёт, - согласился я...

  В первый день вся моя работа свелась к ловле рыбы. Пару раз Болтун показал, как управляться с парусом и рулём. Потом он уснул.

  И я, уставившись в синее небо с бегущими барашками облаков, лежал на дне неглубокой деревянной посудины.

  Пока тоже не уснул.

  Проснулся я от сильного толчка в бок. Океан языками волн лизал почерневшее, набрякшее бурей небо. Болтун крикнул, сворачивая парус:

  - Хватит спать. Ветер крепчает. Если до ночи не доберёмся до Острова, шторм накроет нас посреди океана. Дилижансу и мне буря не помеха. А вот тебя, если не надуешь себе мешок и не привяжешься, унесёт в море с первым же порывом.

  Сначала я не понял, что означает, надуть себе мешок, но к ногам плюхнулся истёртый чулок рыбы-тюленя, и Болтун крикнул опять:

  - Надувай и привязывай к себе, придурок!

  До меня дошло, что это поплавок для меня.

  Ветер становился сильнее. Дилижанс раскачивало так, что нас с Болтуном катало по его дну из стороны в сторону. Пару раз это корыто чуть не перевернулось, взобравшись на гребень самой высокой волны. Меня выкинуло в воду, вытолкнуло из неё с моим поплавком и поволокло на канате за пляшущей на бурунах лодкой. Вопли мои были не слышны в рёве волн, и Болтун заметил не сразу, что я остался за бортом.

  Увидев, он, стоя на коленях в лодке, стал

--">