Евгений Александрович Осьминожкин - Ордалии человечества

Осьминожкин Ордалии человечества

Глава 1

— Прощай друг! — повторил я и мы кинули по горсточке рыхлой земли на крышку гроба третьего в нашей компании неразлучных друзей.

После кивка служащий кладбища стал спешно закапывать могилу. Комья земли глухими шлепками ударяются о крышку гроба, как пощечины за потерю одного из лучших людей.

Вдвоем постояли, наблюдая как постепенно заполняется могила землей, будто этот слой сможет как-то отдалить от нас воспоминания о друге, что был с нами многие годы.

— Пошли что ли? — спросил Коля.

— Пошли, — согласился я.

Как назло пошел мелкий моросящий дождик, мы оба стали кутаться в плащи, все же в нашем возрасте каждая простуда может стать последней. Это Алексею повезло, умер во сне, может даже не знает, что он мертв, сразу перенесся в лучший мир.

— Как думаешь сколько нам осталось? — спросил Коля, глядя вперед под ноги.

Я не торопился с ответом, мне тоже надо смотреть куда идем, а кладбище не идеальная прогулочная дорожка, повсюду лужи, в мои девяносто три года можно упасть и не только сломать кость, а вообще рассыпаться, кости хрупкие как солома.

— Не знаю, — ответил я честно. — Но не думаю, что так уж много. Тем более со дня на день прилетит эта хрень, неизвестно что от нее ждать.

Коля лишь кивнул и мы медленно побрели к стоянке такси. Поминать друга мы будем в кафе, уже не в том возрасте, чтобы выпивать на ногах и после этого гулять под дождем.

Последние два года все астрономы с ума сходят, откуда-то из недр космоса прямо на нас летит розово-фиолетовая туманность и при этом расширяется, будто боится, что мы куда-то можем улизнуть. Сначала СМИ били тревогу, даже в шутку и в серьез многие обсуждали возможный конец света. Те, что помоложе сразу загорелись идеей, что это излучение всех нас сделает мутантами со сверхспособностями. А такие как мы, встречающие каждый день как последний, смотрим в небо с заинтересованностью, все же любопытно, что же будет дальше.

Таксист доставил нас как две драгоценные вазы эпохи китайских императоров, ему хватило одно взгляда, чтобы понять, на кладбище каждый из нас оставил частичку себя, поэтому он никуда не спешил, ехал размеренно, за что мы оба были ему благодарны.

— Бутылку водки, соленых огурцов и чеснока, — заказал я подошедшей официантке.

— И соку, — добавил Коля, — все равно какого.

Через полминуты все требуемое было у нас на столе. Водка в запотевшем графинчике, здесь хороший хозяин, понимает, что тот должен быть охлажденным. Две тарелки разного соленья: кисловатые помидоры, хрустящие огурцы, терпкий чеснок и палочки черемши. В отдельных бокалах налит яблочный сок.

— За Леху, — предложил Коля, поднимая стопку.

— За Леху, — повторил я и мы не чокаясь выпили. — Лучшего друга, что только можно представить.

— Пусть земля будет ему пухом, — подхватил Коля.

— Жаль наследников не оставил, — покачал головой Коля.

— А толку от них? — заметил я ворчливо. — У тебя и у меня уже правнуки есть, тебе это как-то помогает?

Коля печально опустил голову. Медицина и страховка от нашей когда-то созданной компании позволила дожить до столь почтенного возраста, что даже правнуки уже выросли и сами готовятся стать родителями. Никому нет дела до стариков, что еще пылят на этом свете. Поздравления, конечно же, приходят, в Новый год, день рождения, но к столу никто не приезжает, у всех свои дела. А дети? Так у них тоже дети, тоже внуки, хорошо если позвонят раз в год, узнать жив ли еще.

Первую бутылку мы уговорили за полтора часа. Официантка долго отговаривала нас от второй, но кто же ее будет слушать, если помрем, так нам все равно, делать нам все равно нечего.

— Дим, давай, — позвал меня Коля.

Друг уже еле держит голову, но стопку держит уверенно, все же многолетняя практика.

— Нее, — отмахнулся я. — Сначала в туалет схожу.

Коля кивнул, мол, давай, туалет это святое. Мы оба гордимся тем, что еще сами ходим на толчок.

Кабинка туалета встретила резким запахом химикатов, не иначе недавно была уборка, надеюсь хотя бы хлоркой посыпали, а то вдруг чем помощнее, как бы кожу не разъело. Все же ссать стоя — этот подвиг стал недоступен последние тринадцать лет, теперь приходится по-бабьи присаживаться, стараясь ничего не задеть членом.