Геннадий Васильевич Осипов (писатель) - Бег перед грозой

крепости самосада, то ли от непонятных доводов сына. Затянувшись, в конце сыновних объяснений полной грудью, он, словно чуть не подавившись, сильно закашлялся. Бросив цигарку на земляной пол и забывшись, втоптал ее в земляной пол и быстро не в настроении ушел домой.

Утром с первыми петухами гость услышал за перегородкой поскрипывание половиц за перегородкой, тихое позвякивание посуды и негромкие разговоры домашних.

– Спортсмен– то наш спит! – слова самой младшей из сестер, Вали, заставили его улыбнуться. Отец, мать, сестры – все, кроме него, уходили на дальние сенокосы. Это где-то в трех часах быстрой ходьбы.

Еле был слышен батин шепот и в сердцах сказанные слова:

– Студент, ети, мать!

Вчера родители чуть не переругались из-за того, стоит ли начинать косьбу. Полдеревни ждали дождя, полдеревни точили косы – даже старики не припоминали такого «раскола». Обстановка в деревне накалялась с каждым часом. И все бы ничего, но ждали какого-то приказа из колхозной конторы. По слухам всех мужиков на неделю собирались отправить на летнее пастбище на ремонт снесенного весенним паводком моста. И это в сенокос! И уже почти ночью отец решил окончательно – косить!

Надев легкую спортивную форму, которая состояла из обычных семейных трусов, майки и новых, дефицитнейших кед, Иван вышел за калитку и зажмурился в предчувствии чего-то необычайно замечательного. Наверху, в гуще черемух, насвистывали и порхали птицы, ярко светило солнышко, явно не предвещая никакого дождя. Еще с вечера он наметил себе маршрут для пробежек. Вокруг «пригорочка» по тропинке коей утрами и вечерами деревенские водили на пастбище скотину, студент решил бегать каждый день.

Поздоровавшись с вышедшими на сенокос деревенскими мужиками, он сначала быстро зашагал вдоль изгороди. Мужики, присевшие на перекур, тихо переглянулись, и некоторое время сидели не разговаривая. Такое для них было в диковинку.

– Ишь ты! – почти прошептал кто-то, и в этой странной тишине все его услышали – Люди на сенокос вышли, а этот, городской, нате вам… На пригорочек в трусиках и маечке!

Кто-то из курящих покрутил пальцем у виска, кто-то о чем-то задумался. Никто не проронил не слова, пока студент разминался. Когда же он побежал, мужики, не сговариваясь, закурили по второму разу.

– Может, перегрелся? – произнес все тот же голос. – Говорят, бывает такое иногда. Кого-то просто «Кондратий хватает», кто-то без чувств падает, а кто-то «того»… С ума трогается!

Вся дистанция деревенского спортсмена проходила по склону холма, и мужики наблюдали все маневры его в мельчайших подробностях. Когда Иван побежал второй уже круг, сосед его, колхозный кузнец Макар Иванов забросил косу в кусты и, присвистнув, сказал:

– А моя младшенькая туда же нацелилась! Не, не видать ей этих институтов, как не знаю чего! Ноги переломаю, а на учителя не отпущу, знать бы мне раньше, что учеба с человеком сделать может!

– Ближе к делу, мужики! – вступился в разговор Илья Федоров, колхозный бригадир, единственный из уважаемых «конторских»;

– Говорите, не говорите, а Ивана надо выручать. Не чужой, свой парень, деревенский, так, что пока страшнее ничего не случилось, надо как-то его.… Как это?

– Ней-тра-ли-зо-вать! – поймав вопросительный взгляд начальника, по слогам произнес самый грамотный из всех, Тимоха. Бывший военный писарь он нахватался на Великой Отечественной немало мудреных слови различных историй, помимо ранений, что само по себе было странным для писаря. И с умным видом добавил: – Бегом и лошадь загнать можно. До смерти.

Когда Иван побежал третий круг, Илья, провожая его глазами, с горечью выдавил:

– Ой, беда-беда у Матрены Васильевны с Петром Васильевичем! Хуже беды нет и верно быть не может! – собравшись с духом, он повернулся к мужикам. – Значит так – Ваньку выручим! Я сейчас верхом до участкового поскачу, а вы, когда он опять на круг завернет, ватагой его «комите». Потуже в вожжи вяжите и в избу холодную. Пусть остынет, а там видно будет! Сильно не лупите, может еще фельдшера из района придется вызывать.

– Не, мужики, я точно говорю – у парня с головой чего-то! – заговорил вечно угрюмый и молчаливый Никифор, по кличке Лапоть. – Если бы не глюки, разве пошел бы

--">