Владимир Анатольевич Тимофеев - Конфайнмент

Копаться в чужих вещах ему не очень хотелось.

— А если меня увидят?

— А ты сделай так, чтобы не увидели.

Шура обреченно вздохнул.

— Ладно. Попробую…

На этот раз Жанна ждала его дольше, почти полчаса. Воровато оглядываясь, он вышел на улицу с сумкой-авоськой. В сумке лежал толстый бумажный свёрток.

— Вот. Всё, что нашёл, — Шура протянул Жанне авоську и, прикрыв рот, прошептал. — Там ещё деньги лежат. Так что ты осторожнее.

— Деньги?

— Ну да. Пятьсот двадцать рублей.

— Пятьсот рублей?! Ничего себе! — лицо девушки удивленно вытянулось. Даже мелькнула мысль, что, может, Андрей и вправду в чём-то замешан… Однако укорениться в мозгу Жанна ей не дала. Потому что Андрей никак не мог быть в чём-то замешан. Просто не мог и — точка…

— Ладно. Пусть они тоже пока у меня побудут. А когда его выпустят, я ему всё вместе отдам. Только ты это… — девушка строго посмотрел на Шурика. — Никому ни о чём. Понял?

— Могила, — провел себя по горлу Синицын…

Четверг. 4 ноября 1982 г.

Сидеть взаперти тяжело. А сидеть под охраной — вдвойне. Особенно если знаешь, что невиновен.

Вчера мне так ничего и не предъявили. Просто сунули в милицейский бобик, привезли куда-то в район Лианозово, там пересадили в специальный конвойный ГАЗ и уже на нём, чуть ли не как особо опасного рецидивиста, прямо в Бутырку. Честно сказать, не думал, что всё будет так хреново. Думал, что привезут в какой-нибудь райотдел, запихнут в КПЗ^[1], установят личность, допросят, выяснят, что ошиблись, выпишут протокол и отпустят…

А оказалось, хрен вам на рыло, гражданин Фомин. Вы не просто задержанный, вы — птица высокого полёта, с вами даже обычный следователь разговаривать «постеснялся», а тот, который считается по особо важным, был, по всей видимости, сильно занят. Поэтому меня сначала просто оформили (ага, «опись, про́токол, сдал, приня́л, отпечатки пальцев»^[2]), потом до глубокой ночи мурыжили в медсанчасти (чуть ли не в задний проход заглядывали в поисках компромата), и только затем отвели в камеру и оставили там киснуть в безвестности — прокручивать в памяти все свои косяки и тупо гадать, за что же меня всё-таки законопатили в эту законопатку.

Камера, кстати, оказалась совсем не такой, какую всегда рисовали в либеральных журналах времен перестройки и «святых девяностых». Типа, по сто человек на пятьдесят квадратов и тридцать коек, спать по очереди. Спорить не буду, возможно, так всё и было, но к той камере, в которой я очутился, эти страшилки отношения не имели. Четыре стандартные койки (причём, одноярусные), зарешеченное окно, под ним радиатор, в углу умывальник, чаша «Генуя» за кафельной загородкой, крашенные маслом стены. И народу — помимо меня ещё двое: мужичок лет около сорока и пацан примерно моего возраста.

— Всем сала́м, — проговорил я, когда дверь захлопнулась.

Пацан в ответ что-то буркнул (видимо, тоже «привет»), едва приподняв голову от подушки, а дядька сразу же взял быка за рога, как будто не спал совсем. Оторвался от шконки, свесил ноги на пол и смачно зевнул:

— Курево есть?

— Нет, — я бросил на ближайшую койку казённый матрас и неторопливо продолжил. — Дымить не дымлю, но, будет возможность, скажу, чтобы передали.

— Масти каковской будешь? — прищурился мужичок.

— Пока никаковской, — пожал я плечами.

— Первая ходка что ли?

— Не знаю.

— Как это? — удивился сиделец.

— Обвинения не предъявляли, подозрения тоже.

— А протокол?

— Какой протокол?

— Протокол задержания. Ты что-то подписывал?

— Что-то подписывал. Но там тоже без обвинений.

— Защитник был? Основания для задержания указаны?

Я покачал головой:

— Нет. Защитника не было. И основания тоже не видел.

— Ну, тогда это просто филькина грамота, — дядька улёгся на койку и заложил руки за голову. — Тебя, видать, просто помариновать захотели. А основания завтра предъявят и адвокатишку соответствующего подгонят. У них это завсегда. Но ты, паря, учти: сразу ни в чём не колись. Ежели что учудил, пусть сами доказывают. Понял?

— Понял. Чего ж не понять?

— Ну вот и ладненько… А курево — это хорошо. Без курева тут тоскливо…

Сосед по камере не ошибся. Меня действительно повели на допрос только на следующее утро. А я, как дурак, всю ночь прикидывал варианты, но ни до чего конкретного в своих размышлениях не дошёл, только вымотался умственно и физически. Вариантов --">