Алла Эльч - Карантин для родственников

Спустившись с крыльца во двор, она достала из сумочки зажигалку. В голове пульсировала мысль: «Рассыпанный сахар должен сгореть…» Лист разгорелся сразу. Ветер подхватил пепел…

***

Солнце, полыхая июльским зноем, садилось за горизонт. Елена с забинтованным пальцем, сидя около окна, допивала травяной чай. Заварила успокаивающий. Денек выпал аховский… Мало того что разгар полнолуния из равновесия выбивает, а тут еще сгоревшие кухня, рукопись… компьютер – старый боевой товарищ… Сказать «жалко до слез» – ничего не сказать.

«Рукописи не горят… рукописи не горят…» Кто бы спорил. Елена, как каждый нормальный писатель знает, что горит бумага, а слова уходят к Богу.

А потом флешка-то – на что?! Это Мастеру булгаковскому не повезло – жил не в то время. Сунул сгоряча рукопись в печку. Потом, небось, остыл, а – поезд ушел, потому и – здравствуй палата психиатрической больницы…

У Елены же почти весь материал в целости, сохранности. За два дня до пожара она по привычке сбросила на электронный носитель только что написанную главу. И… что-то толкнуло отнести флешку в дом, положить в шкатулку, где она раньше и лежала. Компьютер взамен сгоревшему купить тоже не проблема. Работай, писательница, доводи дело до ума.

Но – бессонные ночи… вырванный зуб, нервный тик левого глаза, пепелище… все это, помноженное на полнолуние, – на Елену свалился приступ психоза. В просторечье – баба съехала с катушек. В голове ее словно дятел по дереву: « Да пошло оно… Да гори оно… Чтоб я еще раз взялась правду об этой жизни говорить!.. Роман мне подавай – идиотка! Собрала всю подноготную о родных людях – душу свою выматывала. Кому нужна такая правда?! Врагом стала для внучки… Дочь как чужая… Как там Иисус нам пел: «Возлюби врага своего…» Как же – разбежались – не про нас та песня… погладь против шерсти, все как один – петухи бойцовские… Все, хватит! На фантастику перейду! Тебя же, флешка, зараза, сейчас прихлопну…».

Вначале Елена топнула по ней ногой, обутой в тапок. И сразу резкая боль в коленном суставе. Флешке – хоть бы хны. Затем, взяв в руки молоток для отбивания мяса, замахнулась, и – мимо! В третий раз, уже придерживая флешку рукой, размахнувшись, она врезала – по пальцу… сгоряча вспомнила чью-то мать… прикладывала к пальцу холод. А флешка улетела под диван.

– Вот зараза… Я тебя потом все одно достану…

Выпив чаю, Елена еще долго сидела у раскрытого окна. Через образовавшуюся щель в заборе смотрела, как дочь около крыльца купает маленького сына. Тот – в глаза попало мыло – хныкал. Ника, споласкивая его водой, приговаривала:

– Терпи, казак, атаманом будешь.

Из дома послышался голос Ильдуса:

– Давайте скорее, ужин стынет!

Укутав ребенка в банное полотенце, взяв его на руки, напевая какую-то песенку, Ника зашла в дом.

А в окно вдруг залетели две синекрылые стрекозы. Одна как-то раз и прилепилась к другой.

– Ты гляди, – улыбнулась Елена, – все хотят любви…