Вадим Викторович Ечеистов - Есть кто живой? (СИ)

что-ли? - пристально посмотрев на меня спросил дед.

   - Почему на кладбище? Просто посмотреть. Церковь там, да и ещё может что-нибудь.

   - Нечего там смотреть, да и делать там нечего. Туда уж давно никто не ходит. Охотники пару раз уходили в сторону Плетькова, а обратно, наверное, получше дорогу находили. Здесь-то их потом не видели.

   Дед явно был не в настроении. Разговаривал он со мной с плохо скрытым раздражением. "Ещё бы не одичать! Живет тут , наверное, весь год с двумя древними бабками на всю деревню, и только летом родственники навещают", - мысленно оправдал я неприветливый тон старика.

   Будто прочитав мои мысли, дедок неожиданно сменил гнев на милость:

   - До Плетькова-то километров восемь или десять. Дорога за теми домами начинается. Только её ещё отыскать надо.

   - Спасибо большое, - я не стал больше задерживаться и поехал по, сложенному из толстых посеревших брусьев, мосту в сторону трех покосившихся домиков, указанных стариком.

  *****

   Доехав до конца дороги я понял, что имел в виду дед - дорога просто обрывалась у самого леса. Догадаться о том, что когда-то путь пролегал и дальше, можно было лишь по малозаметному просвету в кустах и заросшим канавкам колеи. "Странно - по этой дороге не ездили минимум лет десять. Значит, в Плетьково и в самом деле никто давно не живет", - с удивлением сделал я вывод. И снова "зуд кладоискателя": "Значит, никто не помешает мне исследовать дома и церковь"

   Слова старика насчет кладбища меня не удивили - раньше, обычно, людей хоронили недалеко от церкви. Но и проведать усопших, видимо, давненько никто не хаживал. Что-ж, всё становится гораздо интересней. А данные из карты, похоже, безнадежно устарели.

   Немного отдышавшись и отерев пот со лба рукавом олимпийки, я зашел в лес. Ехать на велосипеде было невозможно, так как дорога, вернее, то, что когда-то было дорогой, густо заросло высокой травой. Пришлось катить велосипед, периодически пригибаясь перед низко согнувшимися сучьями, или перелезая упавшие старые деревья.

   Невыносимая жара вкупе с тяжелым и влажным воздухом затрудняли дыхание. "Ну и парилка! Видимо, без грозы сегодня не обойдется", - решил я, смахнув со лба капли пота.

   Метров через пятьсот , в кустах по краям дороги, стали заметны большие лужи красноватой воды. Глинистая дорожная поверхность размякла, и стала хлюпать и скользить под ногами. На колеса велосипеда налипали огромные комья грязи, и тащить его становилось невыносимо тяжело. Однако оставить его на дороге я не хотел, несмотря на явное отсутствие вокруг тех, кто мог бы его увести.

   Стала появляться усталость, но остановиться для отдыха я не мог. И в не только из-за грязи окружающего болота. Основной пыткой для меня стали насекомые - оводы, слепни, мошкара какая-то беспрестанно атаковали меня - лезли в глаза, уши, нос, рот , и беспощадно жалили.

   Никогда ранее я не сталкивался с такими болезненными укусами. Пришлось, несмотря на жару, надеть олимпийку, но, казалось, эти сволочи кусали даже сквозь плотную ткань, обжигая, как раскаленный металл. Кожа в местах укусов страшно зудела, и зуд этот не прекращался.

   Впервые я столкнулся с такой массированной биологической атакой. При малейшей попытке остановиться, эти твари накрывали меня живым, жужжащим и жалящим ковром. Приходилось идти, постоянно отмахиваясь и охлопывая себя ладонями.

   Грязь на дороге становилась все более вязкой и глубокой, местами достигая щиколоток. Кроссовки быстро покрывались неприятными комьями, так же, как и колеса велосипеда. Приходилось на ходу очищать их, быстро и с силой потирая о жесткую траву.

   Временами приходили мысли о немедленном возвращении, не достигнув цели - ведь и смотреть уже, видимо, нечего: все село, должно быть, полностью развалилось от старости. Но от подобных мыслей я упрямо отмахивался - как бы тяжело ни было, но разворачиваться и уходить, когда до цели рукой подать, я не собирался.

   Вокруг появлялось всё больше признаков дикой природы:

--">