Михаил Васильевич Шелест - Бойся сбычи мечт (СИ)

  Глава первая.

  - "Видимо, свою жизнь, по понятиям Бога, я прожил хреново, если после смерти возродился в облике обезьяны", - в который уже раз со вчерашнего дня, горестно вздыхал я, разглядывая своё отражение в воде.

  Вернее, не совсем обезьяны, а некоего человекообразного существа, сильно смахивающего на... Да что там, "на". Горилла, - она и в Африке горилла. Только не особо волосатая.

  Сидя в воде по мощную грудь, я пытался поймать рыбу. Сложив не очень длинные ноги "по-турецки" и положив на колени локти, непропорционально, по человеческим меркам, длинных рук, покрытых от локтей золотистым "пушком", я расслабленно ждал жертвы.

  Рыбы было много, но мелкой, и она охотно приплывала на приманку - шарик глины, перемешанной со здешними дождевыми червяками, но я ждал подходящего для моих бамбуковых копей размера жертвы.

  Бамбук был не совсем бамбук, как и черви - не совсем черви, и рыба - не совсем рыба. Да и горилла, в моём обличии, - не совсем горилла.

  Моё новое тело имело скорее коричневую, чем чёрную пигментацию, похожую больше на загар, прямую, но слегка сутулую спину, крепкую шею и развитый торс. Длинные, русые, вьющиеся волосы на голове, слегка украшали моё тяжёлое суровое лицо со слабо выраженной нижней челюстью, выдающимися надбровными дугами и скулами, и носом с короткой переносицей.

  Вода в этом месте реки стояла, закрытая от основного течения отмелью, и образовывала заводь. Каменистое дно почти не давало мути, если не сильно тревожить донные камешки, слегка припорошенные илом.

  Солнце светило со спины и в тени своей мощной фигуры я хорошо мог рассмотреть своё новое отражение и то, что происходило в воде. Шарик прикормки был крупным и плотным, примерно с теннисный мяч, и "рыбья" мелочь не могла раздерибанить его своими передними плавниками, больше похожими на лапки, и клювастыми мордами.

  Крупные "рыбины" прятались в ближайших кустах водорослей и наблюдали за мной и мелочёвкой. Видя, что та мирно кормится, выковыривая из глины маленькие кусочки "червячков", предусмотрительно разрезанных мной на много мелких частей, одна из рыбин подплыла к приманке, попутно лениво пытаясь поймать кого-нибудь из мелких сородичей.

  Только двойной удар двух копей гарантированно должен был привести к насаживанию рыбы на импровизированные "гарпуны". Первым било копьё со стороны головы, а вторым, то, что к хвосту. "Рыба", прижатая к камню первым копьём, двигаясь назад, сама насаживалась на второе копьё, легко проникавшее под громадную, почти с кулак ребёнка, чешую.

  Первое копьё урона не наносило, скользя по чешуе, и только следующим ударом в большой плоский глаз, оно добивало рыбину.

  Вчера, попав в этот мир в тело и разум здешнего аборигена, я так ничего себе на обед и не добыл, пытаясь орудовать одним деревянным копьём один конец, которого, я заточил на камне, и довольствовался корнеплодами, которые тоже добыл не я. Тоже, кстати, вполне съедобными, но не особо насытившими меня.

  Моему новому телу этого было бы вполне достаточно, но мой разум отказывался удовлетворяться двумя сырыми, хоть и большими, картофелинами и требовал кусок колбасы или, хотя бы, шмат сала с большим куском хлеба.

  Тело и разум моего "донора" быстро справились с выкапыванием глубокой норы для ночёвки в крутом глинистом берегу реки, нарвало и наносило травы, по запаху похожей на полынь, и застелило ею пол нового жилища. Потом моё новое тело пробежалось по берегу реки и, найдя подходящий по размеру камень, докатило его до входа.

  Я всё это время выступал в роли стороннего наблюдателя. Мой разум доминировал, и сначала я взялся за устройство жилища сам: пытался подыскать для житья яму, натаскав туда веток, но тело стало самопроизвольно трястись, и я понял, что от страха.

  Расслабив свой

--">