Сергей Ярчук - Рекламный агент

процедура копирования не накладывает запрет на суицид?

— Сейчас идёт разбор ситуации. Наши везут различное оборудование. Возможно, даже сможем задействовать психодиагностер. Вряд ли из трупа удастся накопать что-то серьёзное, но остаточное эхо ментальных импульсов наверняка отследим.

— Ясно. Работайте. И помните, что всё это нужно сохранить в строжайшей тайне!

— Простите, Первый. Это уже невозможно. Информация просочилась из нашего круга и стала достоянием ушей Его Святейшества.

— Да… Печально, — Первый закусил губу, прикидывая возможные последствия.

— Так точно. И я сильно опасаюсь, что Великий магистр заинтересуется причиной, по которой внеклассовый гуманоид получил возможность самокопирования.

— Хм… Это можно будет объяснить научными целями. Ну, а поведение её клонов — это чистой воды последствия психического расстройства оригинала. Зверства, что с ней сотворили ещё при той жизни, сломали детскую психику. Жаль, что её отец не понял бесперспективности дочери как образца.

— Наверное, не стоило идти у него на поводу?

— Не стоило? — Первый странно посмотрел на собственного клона, но потом спохватился: — Ах, да! Я забыл, что ты отсутствовал при их извлечении. Видишь ли, отец Вероники, Антон Владимирович Рогов, в своё время стоял у истоков создания криокамер. И его ценность, как редчайшего специалиста, превышает всё, чем мы обладали ранее. У нас есть доступ к десяткам тысяч замороженных. А все они — мои потенциальные доноры для клонов. Ты даже не представляешь, какой ранг будет тогда занят нами!

— Вы правы, Первый. Рогов невероятно полезен для дальнейшей работы в криоцентрах.

— Кстати, как у него успехи?

— Не могу знать. Он сейчас в криоцентре, с ним Пятый и Восьмой.

— Ясно, — Первый неторопливо отвернулся и закрыл глаза.

Но отключиться ему не удалось. Любознательный Двадцать четвёртый, преисполнившись почтения, осторожно поинтересовался:

— Прошу прощения, Первый. Вас что-то беспокоит?

Первый тяжело вздохнул, в тайне желая послать неугомонного клона куда подальше. Но всё же снизошёл до ответа:

— Память.

— Простите?

— Вспомнилось самоубийство академика Астахова.

— Но он же был извлечен…

— Два года назад. До этого почти полвека в криокамере. В реальности же всего неделю…

— А почему его сразу не подвергли процедуре копирования?

Первый зло глянул на Двадцать четвёртого. В голове тут же пронеслось: “Подумать только… Даже при полной замене личности чёртова любознательность всё же пролезла”. Вслух же пояснил:

— Во-первых: на момент заморозки ему было девяносто три года. Нужно было провести дополнительные тесты на пригодность организма для трансформации. А во-вторых… Эх, знал бы ты, как он был рад перспективам нового общества! Его глаза просто сияли восторгом от открывшихся горизонтов личностного копирования. Когда он попросил несколько дней на завершение своих работ, я даже подумать не мог, что что-то пойдет не так.

— А что произошло?

— На пару со Вторым они долго ковырялись в том, что когда-то было его научной работой. По всей видимости, для старика это было крайне важно. Когда же удалось запустить его установку, он радовался как дитя.

— Установку?

— Это был излучатель. Он произвёл серию непонятных сигналов в широком спектре частот.

— И?

— И всё. Потом академик поднялся на крышу и спрыгнул вниз.

Двадцать четвёртый несколько секунд переваривал услышанное, затем уточнил:

— А над чем он работал?

— Он был гляциологом. Весьма редкая специализация. Исследовал лёд. Полжизни провёл в Антарктике… — Первый надолго замолчал, погрузившись в размышления.

— Прошу простить, — Двадцать четвёртый опять бесцеремонно влез со своими вопросами, — А удалось узнать причины суицида?

— Нет, — Первый бросил на Двадцать четвёртого полный тревоги взгляд, — И это меня беспокоит. Перед самоубийством он смог уничтожить все документы по своим исследованиям. Причём сделал это так быстро, что Второй не успел ничего понять. А потом сигналы… Что это было? И зачем? Второй перерыл всю оставшуюся документацию по установке.

— И что?

—

--">