Михаил Самуилович Рицнер - Иерусалим, Хайфа — и далее везде. Записки профессора психиатрии

галута^[2] на американский, более обустроенный. «В США ведь нет Земли Обетованной», — решил я. Меня манил мистический Израиль — земля далеких предков, куда возвращался из галута тот самый «малый народ»^[3]. «Миша, ты едешь в страну, окруженную врагами, без признанных границ и с восточной ментальностью», — говорил мой приятель по институту Арик Рабинков, который тоже собирался в Израиль. Возможно, он на мне проверял свои сомнения. Как бы то ни было, Арик четко обозначил главные проблемы Израиля (нет конституции, признанных границ; браки только через раввинат; палестинские арабы и террор), но я не хотел принимать их в расчет. Тогда Израиль представлялся мне еврейской и демократической страной, где каждый гражданин чувствует себя свободным и равноправным, что только частично оказалось правдой.

Я представлял себя израильским врачом и ученым (но был готов делать любую работу), а жену и детей — счастливыми. При этом мои знания о стране и населении, о религии, культуре и жизни людей в Израиле были незначительными, то есть уровень моего авантюризма зашкаливал. Действительно, советские власти позволяли публиковать только злобные антисемитские и антисионистские брошюры и книги, которые разжигали ненависть к евреям, а у последних — желание покинуть несчастную советскую империю. Вместе с тем, здесь я получил атеистическое воспитание, образование и почти лагерный режим вместо личной свободы, а как инородец^[4] — еще и поражение в правах в силу государственного антисемитизма. Что я имею ввиду?

1. Атеистическое воспитание внушало веру в коммунистическую религию, а не в Бога, и формировало «совковую» ментальность. К этому следует добавить лживую историю собственной страны, агрессивную и наглую пропаганду несуществующих достижений, преступность режима, чертову цензуру и тайную полицию (КГБ).

2. Второсортное гуманитарное образование не предполагало знания иностранных языков, изучения мировой культуры и истории, религии и философии. Контроль за всеми компонентами культуры и духовной жизни, за тем, что можно народу читать, смотреть или слушать.

3. Второсортность науки. А какой она могла быть в отрыве от мировой науки, когда власти чинили препятствия для публикации статей и книг за рубежом? Писателей и поэтов за подобные деяния судили и наказывали, усматривая в этом антисоветские намерения. Мои научные статьи, опубликованные в советских журналах, никто за рубежом не знал, не знает и не цитирует, то есть они не вовлечены в мировой поток научной информации. С другой стороны, многие достижения мировой науки и культуры считались буржуазными и антисоветскими, выдумывались советские аналоги, авторам которых приписывался приоритет. Слышали, наверное, что Россия — родина слонов.

4. Еще хуже обстояло дело с личной свободой, качеством жизни и работы, государственным антисемитизмом и чувством собственного достоинства.

В Израиле я полагал найти адекватные ответы на все перечисленное. Так ли это оказалось в действительности? Подведу итоги в очерке «Земля Обетованная».

Аэропорт Бен-Гурион

Восьмого ноября 1989 года пала Берлинская стена — символическое событие конца века (спустя много лет я увидел, что от нее осталось). В этот же день мне исполнилось 42 года и у нас были билеты на рейс Москва — Будапешт — Тель-Авив. Мы — это Эдуард, Исраэль (пока еще Игорь), Галина и автор этих строк. Я до сих пор помню волнение, тревоги и надежды тех дней.

Итак, 21 декабря 1989 года, аэропорт Бен-Гурион, Тель-Авив. При выходе из самолета нас встретила теплая израильская зима. В Москве было минус 22 градуса, а в Бен-Гурионе — плюс 18. Скинув пальто и шубы, мы пошли со всеми пассажирами в здание аэропорта. В большом и светлом зале по приему репатриантов звучала веселая и жизнерадостная музыка, танцевали молодые израильтяне, встречая «олим хадашим», то есть новых граждан Израиля^[5]. Здесь нам выдали карту репатрианта, или «теудат оле», за номером 299 625 и немного денег. Этот день и стал в некотором смысле днем второго рождения, но на этот раз — в правильном месте — среди своих на Святой Земле. Впереди была полная неизвестность, сплошной туман.

Прибывшие олим хадашим направлялись кто в гостиницу, кто к родственникам или знакомым. Д-р Александр Шейнин, с которым я был знаком по переписке, пригласил нас приехать к нему в Иерусалим^[6]. Мое семейство было «за», и нас отвезли в квартал Рамот, --">