Дмитрий Михайлович Володихин - Гвардеец герцога Ируканского

крысиную кровь противно проливать — смердит. Бродячие музыканты, какие-то штатские — купцы, по одежде судя… Одиннадцатый. Красотка, истинная красотка у дальнего стола. Грязный, конечно передник. Но какими глазами смотрит, как часто дышит милая девушка! Это что еще такое? Толстый сержант по-прежнему сидит, тощий поднялся, ножны отбросил с благородной такой манерочкой… Улыбается. Хочет заставить кровь стынуть в жилах. Топора на тебя жалко. Вот кувшин со сметаной в лоб — как раз то самое. Отключился.

— Играйте!

Музыканты оторопело посмотрели на милашку.

— Играйте же! Или даровой ночлег вам не нужен?

Тоненько запричитала волынка. Басовито заспорила сопель. Виола принялась разнимать спорщиков.

— Танаго, — приблизилась, темно-карие глаза, развязала и бросила на лавку передник.

— Что?

— Танаго, благородный дон, танец быстрых и пылких. Прямо здесь. Прямо сейчас. Играйте, дармоеды.

Закружились. Толстый сержант в полном ошеломлении взирал на разгром, на сумасшедшего дона Валенсио, на милашку. Даже не пытался сдвинуться с места.

— Как тебя зовут, милашка?

— Марэо. Сегодня?

— Завтра. Или через день. Но обязательно.

Она прижалась к нему еще плотнее.

— Дон Валенсио! — к тому времени, когда зазвучал этот хрипатый бас, Марэо, раскрасневшаяся, уже присела на лавку.

— ? — повернулся Валенсио в сторону сержанта.

— Я вас побью.

— Как эти, старина? Как тот, весь в сметане, уже ползает, скоро совсем оживет, мнэ?

— Я вас перепью.

— Марэо! По двухфахтовой посудине с ируканским мне и моему другу, серебряная монетка покатилась по столу.

…Толстый сержант свалился под стол, Валенсио, мысленно поблагодарив создателей чудесных таблеток, развязал Кварту, — эти уже мычат, пытаются подняться, шарят по полу в поисках топоров, кинжалов, прочей сбруи — и направился к дверям.

В дверях стоял спокойный, уверенный в себе человек. Судя по принятой им позе. Не боится. Но при всем том выучка — видна. Сделал шаг. Другой. Как двигается! Трудно держать его после такой драки в стандартном темпе восприятия. Ускользает, чертов умелец. Генерал новой серой гвардии дон Рипат. Два года как дон. Купил патент на дворянство.

— Дом окружен. Сотня гвардии и штандарт имперских латников. Как разумный человек разумному человеку: мы можем себе позволить убить вас. Кроме того, не более чем переговоры. Вам нечего опасаться. Я даже уполномочен отдать вам еретика и чернокнижника Кварту.

— Собственно, вы зря вошли первым и в гордом одиночестве, дон Рипат. От вас не ожидал…

…Вышел из трактира на улицу, прикрываясь обмякшим генеральским телом. Действительно — штандарт. В штукатурку над головой ударил арбалетный болт. Всадники и пешие щитоносцы опустили копья. Полная луна отражалась в начищенных латах и брусчатке мостовой. Значит охотились на него самого, Кварта — приманка.

— Я баронет Ката, легат Его величества. Это тело ваших руках ничего не меняет. Мы можем пожертвовать генералом.

И тогда с крыш домов прямо на всадников посыпалась его страховка: три десятки молодцов из «Братства ярости» Араты. Они двигались очень быстро. Очень. Им нужно было оружие. Он менял их конвой на деньги, деньги давали мечи, но когда мечи привезли себя сами, тут уж сам Господь велел заполучить их… Это, конечно, не монахи, и не гвардейцы, это профессионалы из четвертой бригады Его императорского величества, так что уходить Валенсио придется без конвоя. Сами о себе позаботятся, потом сочтемся.

Собственно, он опасался только арбалетов. Хотя бы и в темноте, на такой дистанции…

* * *

В кои-то веки выдастся случай поговорить с настоящим. Умница, интеллигент. Придворный историк герцога Ируканского. Вылетел оттуда в один миг, когда заявил, что «Хроника» Мины Достопочтенного на самом деле написана тремя столетиями позже, чем жил этот святой человек. И, следовательно, родословная Его Высочества лишилась древнейшего отрезка. До второго пришествия Ордена в Арканар, услаждал барона Пампу чтением своих трактатов. Год назад решил перевоспитать барона: последний трактат был посвящен одной идее — любое насилие, любым человеком совершенное, преступно. Пампа не выбросил его на снег одним пинком только потому, что родовой замок осаждали орденские монахи. Осаждали в четвертый раз. Им как раз нужен был возмутитель спокойствия и чернокнижник Кварта. Барон подождал, пока монахи уйдут несолоно хлебавши, --">