Макс Мах - Последыш. Книга III

бальзаковского возраста. Впрочем, принцесса была, пожалуй, несколько выше любимой актрисы Бармина, и грудь у нее явно была полнее. И еще стоило, наверное, обратить внимание на взгляд светло-зеленых глаз. Судя по их выражению, перед Ингваром стояла серьезная опытная женщина, которая была явно старше двадцатичетырехлетней Варвары и двадцатитрехлетней Елены.

— Ваше Высочество! — поклонился Бармин.

— Господин граф! — Протянула ему руку принцесса.

— Оставьте нас! — приказала она, едва Ингвар отнял губы от ее длинных и сильных пальцев лучницы и пианистки.

Обращалась она, понятное дело, к сопровождающим лицам, но переход от приветствия к приказу получился излишне резким, и Бармин внутренне поморщился. Начинали сбываться худшие его опасения. И, хотя Ингвар ничем, ни жестом, ни взглядом не выдал своей реакции, — в этом он был абсолютно уверен, — принцесса все-таки его настроение уловила.

«Чуткая женщина» — отметил он.

— Я сделала что-то не так? — спросила она, когда они остались наедине.

— Ну, что вы, Ваше Высочество!

— Значит, сделала, — признала она с легким вздохом сожаления. — Плохое начало.

— Нормальное, — чуть улыбнулся Бармин. — Присядем?

— Давайте перейдем на имена, — предложила она, усаживаясь в подвинутое Барминым полукресло.

— Ульрика Катарина?

— Просто Ульрика.

— Принимается, — подтвердил Бармин, устраиваясь напротив женщины. — Я Ингвар.

— Выпьешь что-нибудь? — к счастью в норне^[5] нет противопоставления местоимений «ты» и «вы», так что хотя бы над этим не надо было голову ломать. — Вино? Старка?

— Вино, разумеется.

— Разумеется, — поддержал Бармин, хотя и подозревал, что Ульрика достаточно взрослая девочка и предпочитает крепкие напитки. Однако положение обязывает, поэтому вино. — Белое, красное?

— Белое. Я правильно поняла, что ты не открываешь порталы, а телепортируешь «броском»?

— Да, — подтвердил Ингвар, наливая в бокал принцессы сухое божоле. — С порталами у меня, если честно, дела обстоят не так, чтобы очень хорошо.

«Попросту, никак».

Он специально говорил на народном, чуть грубоватом норне. Хотел увидеть ее реакцию, и увидел, но только не понял, как именно она отреагировала. Это могло быть что угодно от презрения до иронии.

«Кого она видит перед собой? — спросил он себя, наливая в свой бокал не вино, а старку, ведь ему перед ней выпендриваться было незачем. — Что слышит, о чем думает?»

Бармин знал, — по крайней мере, предполагал с высокой долей вероятности, — что именно она видит, а видела она перед собой молодого парня. Девятнадцать лет, ни прибавить, ни убавить. Ни усов толком, ни бороды, так — вошедшая в моду в последнее время двухдневная щетина. Длинные светло-русые волосы, заплетенные в косицу, крупные, но хорошо очерченные черты лица, высокий лоб, крупный нос и тяжелый подбородок. Ну и серые глаза, разумеется. В общем, красавчик, но уж больно молоденький. Семнадцать лет разницы — это немало. Он ей в сыновья годится, а она собралась за него замуж. Но, с другой стороны, она, верно, читала его досье, да и дядюшка Виктор наверняка наболтал с три короба. Какой вывод сделала она из полученной информации?

Слово за слово разговорились, и Бармин сразу же обратил внимание на то, как изящно она обходит темы, на которые, по ее мнению, ему было бы трудно высказать собственное мнение. Театр и кино, современная литература, конный спорт и, к сожалению, многое и многое другое. Однако принцесса умела вести непринужденную беседу, избегая неудобных для Ингвара тем. Поэтому говорили о последних марках автомобилей, о магии и, разумеется, о предках-викингах. Тут он, худо-бедно, мог составить ей компанию. Но сколько веревочке не виться, а конец будет. На каком-то этапе беседы Бармин почувствовал острое желание, прекратить весь этот фарс. Ну, зачем, в самом-то деле, болтать ни о чем, если оба они знают, что не так с этим браком?

— Ты потрясающая женщина, Ульрика, — сказал он, переводя разговор в «конструктивную плоскость». — Красивая, умная и с характером. Практически идеальная невеста, но, боюсь, ничего у нас не получится.

О богатстве и знатности он умолчал, поскольку это были само собой разумеющиеся обстоятельства, а слово «боюсь» использовал, как фигуру речи, потому что, на самом деле, Ингвар не боялся и не сожалел. Нечего было тут бояться, и сожалеть было не о чем. Судьба.

— Могу я узнать, что тебя --">